— Раз так, ничего не поделаешь, — огорченно сказал он. — Помочь вам обзвонить ребятишек?

— Об этом я уже позаботилась.

— А что вы с Эме собираетесь делать завтра вечером? — спросил он после паузы. — Как насчет кино? Говорят, на экраны вышел отличный детский фильм.

Фредерика уставилась на серо-зеленую крышку стола и заморгала глазами. Дамьен предлагает куда-нибудь сходить вместе… Не ей, а им, ей и Эме. Искушение сказать «да» было слишком велико. Однако она закрыла глаза и бесстыдно соврала:

— Гм… Мы уже договорились, что придем обедать к моей бабушке.

Дамьен и глазом не моргнул.

— К бабушке? Счастливая вы! Я не знал своих бабушек и дедушек. Отец умер, когда я был ребенком, так что моя единственная родня — это сестра и наша чокнутая мамочка. А вы? Кто у вас есть, кроме бабушки?

— В этом городе больше никого, — сказала Фредерика, переваривая новость о ранней смерти отца и «чокнутой мамочке». — Мои родители живут в Нормандии.

— А братьев или сестер у вас нет?

— Нет. Я — единственный ребенок.

— Я бы этого не вынес, — лаконично сказал Дамьен. — Хотя моя сестрица в детстве была не сахар, мне нравилось быть старшим братом. Честно говоря, я бы не возражал и против младшего братишки, но у мамы больше никого не было. В смысле, детей. Мужья были. А дети — увы…

— Мне тоже хотелось иметь братьев и сестер, — услышала Фредерика собственный голос, — но родители с самого начала не хотели иметь больше одного ребенка. Они очень серьезно относились к своей работе и не желали отвлекаться. Считается, что они уже на пенсии, но, насколько я знаю, до сих пор продолжают работать. Разница лишь в том, что оба больше не ходят в свои конторы.

— И чем же они занимаются?

— Оба адвокаты.

Дамьен хмыкнул.

— Конечно. А как же иначе?

— Мама специализируется на охране окружающей среды, а папа — юрисконсульт Управления по технике безопасности и санитарии.

— Интересно… А на чем специализируетесь вы?

— Моя специальность — заранее проигранные процессы, — мрачно ответила Фредерика. — Наша контора широкого профиля, а поскольку я там единственная женщина, мне спихивают то, чем не хотят заниматься остальные. В настоящий момент я занимаюсь делом по обвинению в клевете, затеянным двумя мексиканскими ресторанами.

— Не могу представить себе, что вы защищаете типов, которые травят людей какой-то тухлятиной, — хмыкнул Дамьен.

Она улыбнулась и призналась:

— Да, я действительно выступаю на стороне пострадавших. Если верить моему шефу, я в конторе самая мягкосердечная… и самая бесполезная.

— Ну что ж, — сказал Дамьен, — если мне понадобится хороший адвокат, я бы хотел, чтобы это были вы.

Фредерика не смогла скрыть удовлетворения.

— Ладно, если в следующий раз какой-нибудь латиноамериканец подаст на вас в суд жалобу на то, что вместо свинины ему подали мясо броненосца, то я ваша! — весело ответила она.

— Я был бы рад, — хрипловато и нежно сказал он, — если бы вы были моей.

На мгновение у Фредерики перехватило дыхание. Она снова ощутила его объятия, прикосновение его горячих губ и твердого тела, прикрыла микрофон рукой и сделала глубокий вдох. Нет, слишком многое стоит на кону… Она опустила руку и небрежно ответила:

— Что ж, позвоните, как только вам понадобится адвокат. В любое время.

Он вздохнул и сменил тему.

— Расскажите мне про вашу бабушку. Похоже, вы с ней очень близки.

Напряжение исчезло, и она с облегчением проговорила длинный монолог о женщине, которая ее вырастила. Сейчас Сабрине Лерминье почти восемьдесят, она болеет артритом, но продолжает оставаться мудрой и полной жизни. Время от времени Дамьен прерывал ее, задавал вопросы и, судя по всему, слушал с интересом. Пока мальчик не пошел в школу, Сабрина каждый день забирает его из детского сада, как когда-то забирала маленькую Фредди, и Эме называет ее «бабушка Барсина»… Оба рассмеялись.

Потом Дамьен сказал:

— Хотелось бы мне, чтобы в детстве у нас с сестрой был такой человек. Мы с Амели были предоставлены самим себе. Мать всегда больше интересовалась мужчинами, которые интересовались ей. Можете мне поверить, недостатка в таких мужчинах не было, потому что внешность у нее соответствующая. Даже сейчас ее светская жизнь куда активнее моей. Спасибо и на том, что она перестала выходить замуж за каждого, кто делает ей предложение. Пара моих знакомых адвокатов, специализирующихся на бракоразводных процессах, нажили на ней целое состояние.

Фредерика обратила внимание, что Дамьен говорит о матери насмешливо, но с явной любовью и даже с оттенком искренней гордости.

— Должно быть, вам пришлось нелегко, — смущенно пробормотала она.

— В каком-то смысле… С другой стороны, я привык к полной самостоятельности, а Амели решила, что ни за что не пойдет по стопам нашей матушки Вероники. Это было для нее делом чести. В результате она стала чертовски хорошей женой и матерью.

— Я вижу, вы гордитесь сестрой.

— О да. Амели молодчина. Знаете, она для меня настоящий островок спасения. Она и ее семья. Когда мир становится с ног на голову — а такое случается частенько, — я бегу к Амели и плачусь ей в жилетку или играю с племянником. Недавно я изображал шоссе, по которому он катал свои игрушечные машинки.

Фредди засмеялась.

— О Господи, и почему это все мальчишки так любят машинки?!

— Как почему? Вы что, шутите? Машина — это свобода. Машина — это власть. По качеству машины можно судить о ее владельце.

— А я-то по простоте душевной думала, что автомобиль — это всего-навсего средство передвижения и причина постоянной головной боли.

— Вы говорите в точности как моя сестра.

— Вполне естественно.

— Нет, вы не правы. Большинство женщин считает автомобиль украшением. Таким же, как красивая сумочка или сережки.

Фредерика рассмеялась и внезапно поняла, что они становятся друзьями. Это было приятно, очень приятно… и опасно. Она откашлялась.

— Знаете, мне пора. Нужно купать Эме.

— Так рано?

— Мы встаем чуть свет. Если я не уложу его к восьми часам, то не успею подготовиться к завтрашнему дню.

— Как по-вашему, есть шанс, что в четверг тренировка все-таки состоится?

— Есть, но очень маленький. После дождя поле превратилось в море грязи.

— Что ж, тогда будем надеяться, что игру не отменят, — со вздохом ответил Дамьен. — Иначе я не увижу вас целую неделю. Если только не сумею куда-нибудь вас вытащить.

Фредерика закусила губу. Отказать было неимоверно трудно, но все же она нашла в себе силы.