скин не при параде (без белых шнурков и подтяжек) подошел с целью спросить закурить и языком почесать. Ну, курить у меня никогда нет. К слову, на огонек сигареты человека за километр можно снять из снайперского винтореза… а вот алкоголем поделился, я всегда на родных просторах рад собутыльнику. И тут разговор за жизнь пошел, Ницше там, все дела, в контексте: великий гений прошлого женщинам ещё тогда не доверял (называл коровами), а теперь они не только с чёрными путаются, но еще и с лингамами. А чёрные понаехали, чего им на родине не сидится? Ну и далее по накатанной и утрамбованной пластинке. Тут к нам подтянулся скинхед постарше и поматерее – Игорь, я с ним был знаком шапочно. Прикинул: говорить ли ему, что в их компанию затесался полицейский стукачок? Потом решил, что не моё это дело. Если бодяга идет по чьему-то плану, то не мне в колеса палки вставлять. Тут Игорь меня юному скину представил просто как героя войны, мол, в Чечне я чурок валил пачками направо и налево. Молодость прониклась ко мне уважением. Взгрустнулось, не люблю я ни тиры, ни лавры. И ошибка стратегическая обозначилась: надо было пить водку, а фантой организму вообще не травить.

– Кого и где я мочил, это мое прошлое. Игорь, мне вот твоя рожа симпатичнее, чем многие чёрные, что на нашем рынке трутся. Но и многие чёрные на рынке, симпатичнее, чем ваша лысая компания… – это я старшому больше, чем малому сказал, а потом уж к отроку обратился: – А Ницше твой говно!

За сим встал со скамейки, собираясь уходить.

– Это тебе твой еврейский друг объяснил? – спросил Игорь.

– Какой еще еврейский друг? – не сразу мозги у меня включились.

– Ну, очкарик, часто вместе ходите.

– Антоха что ли? Я при его зачатии свечку не держал, – выдыхаю, берусь за брус в скамейке и вы-ла-мы-ваю, а потом хрясь об колена и бруса уже два. – Если спарринг хотите, можете взять по палке, а я кулаками да головой обойдусь…

– Дмитрий, с тобой трудно разговаривать… – ухмыльнулся Игорь.

– Еще вопросы ко мне есть?

Вопросов никто не озвучил. Вообще тогда со мной без диалектики и арматуры мог бы справиться только ротный Петров. Вот это был мужик… я помянул ротного, сложившего голову за нашу Родину. Родину, которая часто забывает сынов, отдавших за неё свои жизни… и потопал домой. Благо мои часы "Амфибия" намекнули, что совсем ещё не утро, как мне казалось, а вполне себе детское время, без четверти час. В круглосуточном магазине меня знали и выдали пузырь в кредит. Мир не без добрых людей, всё-таки…

На лестнице я слегка подпоил уж и вовсе юную молодежь, при этом вытатуированной на плечике несовершеннолетней барышни ящеркой я занюхивал водку… потом лестница начала туманиться и закручиваться в бесконечную эшеровскую спираль, вот по ней я и побежал вверх, в надежде, что меня на пути к звёздам где-нибудь изнасилует банда нимфеток… разумеется мечты никогда не сбываются так как фантазия наметила… из живых существ, что меня окружали периферическое зрение выделило только тараканов. Эти твари мне где-то после второго литра начинают мерещиться… Я затопал ногами, чтобы рыжие и усатые не забрались на меня, а на мне, как на броне БТРа, не проникли в Форину квартиру… кто-то открыл дверь… наверное, я сам… ба, знакомые всё лица! Антоха джаз смотрит по телеку. Или слушает. С джазом не поймешь, то ли его надо слушать, то ли смотреть, как негры рожи корчат. Неизвестно, что прикольнее. Я икнул, ну вот, с кем поведешься, от того расизма и наберёшься…

Закрыл один глаз и картинка перестала двоиться: саксофонист в телеке наяривал в неизвестной мне группе (ну для продвинутого человечества-то, наверное, известной) так, что его маме никогда не придется заботиться о пособии или пенсии, она верняк получит не один лям бакинских после смерти от наркоты или СПИДа своего сына. На счет саксофонистов мне история вспомнилась романтическая. Любил я одну саксофонистку, а она перед выступлением так трость саксофонную обсасывала…

– Антоха, как будет рок в смысле судьба по-умному?

– Фатум, – отмахнулся от меня друг и снова погрузился в океан джаза.

Вот именно жестокий фатум нас и разлучил. Она – талантливая, а я – вышибала в баре, только что из Чечни вернулся, башню тогда у меня сносило капитально… не склеилась из нас пара. Но кое-какие оргвыводы мне после романа с саксофонисткой сделать пришлось, не буду её имя тут называть, а ну как она стала фигурой известной, а я по-прежнему мордоворотством занимаюсь по клубам… так вот, после всего, что между нами было, я перестал чмырить длинноволосых и феничканутых. Короче, не таких, как я с армейской ультракороткой прической. Я провел рукой по черепу, да, оброс, на одуванчик стал похож, надо будет растительность привести в соответствие: прическа "Спортивная", сверху – 6 мм, с боков – 3 мм…

В один из фартовых вечерков Палыча заносили домой. Под утро. Наша сборная – в Москве! – выиграла у корейцев (южных) со счетом 4:2. А я даже и не знал, что играли, это ведь всё «товарники» (товарищеские матчи) идут, наши и так попали на чемпионат мира, как хозяева. Так чему радоваться? Но для кого-то праздник. Сколько литров выпил Палыч останется тайной его печени. Его несли трое. С одной стороны супруга, с другой стороны два фаната. Два матёрых фаната, каждый чуть меньше Палыча, то есть рыла кило под девяносто каждый. Но они больше подпирали Палыча, даже скорее опирались на его тушу так, что он не мог упасть направо. А слева его держала и тащила вперед Людан, барышня весом от силы 55 килограмм. Зато какой темперамент! Она чисто на силе воли подвигала Палыча в родные пенаты, попутно частила его, а также футбол в целом. Ей не противоречили, ибо Палыч этого не смел, да и не мог, а фанаты могли, но не смели. При встрече со мной и Антохой и нам досталась пара «ласковых» словесных оплеух от Людан. На наше предложение помочь, она ответила: «видали мы таких помощничков, уже двое в качестве балласта плетутся…» ну и обмолвилась так вскользь, что скоро продаст телек к такой-то матери, чтобы по нему зелёное поле не видеть, и купит лингам… Я раньше думал, как они с Палычем сексом занимаются? Она сверху, наверное, а может ещё как… а теперь вот, думаю, какой там секс-то…

В клубе подвижки начались. Меня вызвал