Даже Талли постоянно забавлялась, наблюдая за вагой, влезающим на свое животное для верховой езды или слезающим с него, хотя она видела это несметное количество раз. Ваги были настолько коротконогими, что им нужно было привязывать себя в седле, чтобы при первом же резком движении своих верховых животных не падать в песок с высоты четырех метров.

Пока Хрхон продолжал расстегивать свои ремни, Талли шенкелями вывела свою лошадь из тени могучего гиппоцерата и заставила ее медленным шагом подниматься по склону следующей дюны. Животное недовольно заржало, когда палящие лучи солнца упали на его незащищенную шкуру. Обычно Талли старалась оставаться в тени огромных гиппоцератов, чтобы тела покрытых шипами чудовищ использовать как живые заградительные щиты между собой и жгучим солнцем, и только теперь она по-настоящему почувствовала, насколько жарко было в действительности. Ветер обжигал так, как будто по спине гладили чем-то раскаленным, и глаза Талли заслезились почти сразу, как только она покинула тень. Она моментально почувствовала жажду.

Когда она въезжала на полого поднимающийся склон, под копытами ее лошади вихрем кружились небольшие облачка песка и пыли. Талли не знала, сколько таких, похожих одна на другую песчаных дюн она уже преодолела с тех пор, как два дня тому назад они пересекли границу пустыни Гехран. Наверняка сотни, может, тысячи. Она не считала. Когда она ехала верхом по этому пути в первый раз, десять лет тому назад, она думала, что сможет к этому привыкнуть. Неужели действительно прошло всего десять лет? Ей казалось, что больше. За это время случилось так много всего, так бесконечно много, и все же так мало…

Пустыня Гехран была чем-то таким, к чему нельзя привыкнуть никогда ни ей, ни любому другому мыслящему существу из тех, кого она знала. Пустыня была чудищем, большой молчаливой тварью, подкарауливавшей невнимательных, допустивших малейшую ошибку, какую-то небрежность, чтобы затем немедленно и беспощадно нанести удар. Почти никто из тех, кто решился зайти слишком далеко, не возвращался. И Талли знала, что ее, несмотря ни на что, ждет такая же судьба, если она хоть на мгновение ослабит бдительность.

Она была вся в поту, когда достигла гряды холмов и жестким рывком поводьев остановила лошадь, которая тоже окончательно выбилась из сил. В присутствии своих телохранителей Талли никогда бы не проявила слабость, но в этот момент она ничего так страстно не желала, как глотка ледяной воды, и еще ей хотелось найти прохладное тенистое местечко, где она смогла бы улечься спать.

Большим и указательным пальцами правой руки Талли протерла глаза, моргнула пару раз, чтобы слезы высохли, и сосредоточенно посмотрела на север. Казалось, пустыня таяла у нее перед глазами, а струящийся от жары воздух и монотонные спуски и подъемы дюн внушали ей иллюзию движения и жизни там, где не было ничего, кроме раскаленного песка и безысходности.

Но она точно знала, что ей следует искать, и спустя некоторое время ей показалось, что в северном направлении она действительно увидела узкую размытую тень. Она снова провела рукой по глазам, но картина не прояснилась. Жара и усталость брали свое. Тем не менее Талли была уверена, что не ошиблась. Слишком часто скакала она этим путем, чтобы заблудиться. Сегодня вечером, самое позднее со следующим восходом солнца, она будет на месте. А потом? Новое разочарование? Целый год, преисполненный ненависти и напрасных надежд?

Она повернулась в седле и оглянулась на ваг. Между тем Хрхон уже выкопал свой кинжал и как раз неловко взбирался обратно на спину своего животного. То, что гиппоцерат согнул при этом обе пары передних ног, лишь незначительно облегчило «восхождение» Хрхона. Зелено-коричневое существо, похожее на рептилию, ползло по боку гиппоцерата, как слишком большая, страдающая артритом жаба, издавая при этом звуки, напоминающие шипение дырявого чайника.

В уголках рта Талли снова мелькнула слабая улыбка. Ей ваги иногда напоминали неуклюжих гномов из сказки. Но тот, кто однажды видел хоть одно из этих существ в бою, знал, насколько обманчивым было такое впечатление. Лишь немногие из людей могли бы рассказать об этом.

Талли терпеливо ждала, когда Хрхон снова окажется крепко привязанным к седлу и оба гиппоцерата вразвалку взойдут — невозможно было хотя бы приблизительно описать их способ передвижения — на холм. После этого она быстрым движением направила свою лошадь назад, в тень обоих чудищ, и посмотрела вверх, на Хрхона.

— Прелестно, что ты уже готов, — сказала она. — Если господину будет угодно, мы могли бы, пожалуй, двинуться дальше.

Хрхон, казалось, сжался в седле и избегал встречаться с ней взглядом. Его рука непроизвольно стискивала рукоять кинжала, который он с таким трудом откопал из песка и снова заткнул себе за пояс. Талли было бы легче самой спешиться и поднять оружие, к тому же так получилось бы быстрее. Но эта мысль даже не пришла ей в голову. При вагах она никогда себе такого не позволила бы.

Талли знала, что в любой ситуации могла положиться на этих существ. Оба ее охранника без промедления пошли бы за нее на смерть, если бы она этого потребовала. Но ваги были своеобразным народцем. Там, где с другими было уместно мудрое сочетание строгости и великодушия, с ними надо было вести себя твердо и даже жестко.

Лучше было ударить вагу на десять раз больше, чем на один раз меньше.

Они продолжили путь. Солнце медленно опускалось, но все равно заметно прохладней не становилось, и, даже когда наступили короткие сумерки, а за ними, как большой молчаливый зверь, по пустыне поползла темнота, казалось, что над землей по-прежнему висит невидимое облако жары.

Когда стало совсем темно, оба гиппоцерата забеспокоились и Талли проехала немного вперед, чтобы случайный удар хвоста не вогнал ее на пять метров в песок. Гиппоцераты даже днем видели не особенно хорошо, а ночью они были практически слепы. Вагам стоило все большего труда заставлять своих верховых животных продолжать идти.

Наконец Талли натянула поводья и сделала Хрхону и Эсск знак остановиться. Они находились на расстоянии четырех или пяти миль от цели, и Талли с удовольствием ехала бы дальше, поскольку они были слишком близко к конечному пункту их путешествия, чтобы мысль об оставшемся расстоянии могла уменьшить ее нетерпение. Но не имело смысла требовать от ее спутников больше того, на что они были способны. Кроме того, на следующее утро она должна быть отдохнувшей и полной сил. Некоторые из оборотней все еще сохранили активность, даже спустя столько времени, и ей понадобятся все ее силы.

В то время как Хрхон и Эсск церемонно слезли с седел и стали готовить ночной привал, Талли взошла на гребень ближайшей дюны. Хрхон собрался последовать за ней, но она прогнала его недовольным жестом руки. Она хотела побыть одна хотя бы некоторое время, одна со своими мыслями, со своими воспоминаниями.

Воспоминания, постоянно настигавшие ее, когда она приезжала сюда, как будто таинственным образом аккумулировались в желтовато-коричневых песчинках, как в идиотском мозгу болтливого старика. Они приходили всегда. Год за годом, каждый раз. Воспоминания не были приятными, но картины прошлого так глубоко отпечатались в ее памяти, что Талли настолько объемно и ясно видела события, будто они случились только вчера или даже на несколько мгновений раньше, как раз за следующей дюной, а не пятнадцать лет тому назад и не на другом конце света.