– Потому что тоже любопытный был, и совал свои зенки куда не попадя, вот ему глазик-то один и выставили, другим в науку, а вам, викингосам, все неймется. Любопытно тебе. А мне вот нисколечко не интересен ваш этот Адельгуборг или как там его…

Павел выдал это быстро, почти скороговоркой, не дав реконструктору и слова вставить в защиту святых истин.

Вадим улыбнулся и посмотрел на разошедшегося друга.

– Павел Николаевич, ну вы жгете…..

– А я вам говорю, что если существует Альдегьюборг, то надо бы и глянуть, – не унимался реконструктор.

– Так, Вадя, и в каком мы времени, по-твоему? – явно игнорируя сказанное Андреем, нетерпеливо переспросил Павел.

– Если Ладога существует, значит, мы где-то во второй половине восьмого века.

Павел посмотрел на друга, зажмурился и резко покачал головой.

– Не-е-е, – жалобно протянул он, – мне это ни о чем не говорит, а впрочем, мне все равно.

– Не беда, разберемся, – буркнул Вадим.

– Да-а-а уж, – мечтательно протянул Андрей.

Утоляя жажду и голод, они с любопытством наблюдали за вепсами у сарая. Оказалось, за ним были сложены трупы погорельцев, и теперь их бережно грузили на телеги. Уложенные трупы, среди которых, как заметили друзья, были и мужчины, и женщины, и даже дети, вепсы накрывали серым полотном. Пока мужчины грузили трупы, женщины не переставали причитать. Некоторые падали на колени и рвали на себе волосы. Мужик с бубном кружил вокруг телег, ритмично постукивая по нему.

Пожевав немного хлеба и выпив всю простоквашу, друзья отложили еду. Печальная картина не способствовала аппетиту. Только Вадим, немного поразмыслив, принялся за рыбу. Андрей и Павел уставились на него – у них самих кусок больше не лез в горло.

– Чего вылупились? – спросил Вадим. – Ешьте, когда еще доведется.

Но друзья наотрез отказались.

– Вы что, трупов никогда не видели? – удивился Вадим.

– Столько нет! – за обоих ответил Андрей.

– А вот это, дружище, и есть реконструкция – именуемая жизнью.

– Ты опять за свое? – обиделся реконструктор.

– Я не за свое, я за твое. Ты это хотел реконструировать? – резко спросил Вадим, указывая на телеги с трупами.

– Ну елы-палы! Что вы опять завели свою пластинку, – вмешался Павел, – какая теперь разница.

Все трое умолкли. Павел и Андрей смотрели на работу вепсов, а Вадим доедал сушеную рыбину. На запах рыбы опять, невесть откуда появились две рыжие кошки. Вадим бросил им недоеденную рыбу и спрыгнул с телеги. Кошки жадно накинулись не еду.

– Ладно, не сердись, – примирительно произнес Вадим, – нашло что-то…

– Проехали, – спокойно ответил Андрей, и через секунду добавил: – Смотрите, кажется, управились.

Действительно, вепсы, погрузив все тела, стали разворачивать телеги к деревне. К друзьям подошел Конди и жестами указал на телегу – мол, поехали. Они не возражали. Воин, охранявший их, тоже сел с ними и взялся за вожжи, но трогать не торопился. Они пропустили процессию вперед. Шествие, как и прежде, возглавляли хромой с шестом и мужик с бубном. Телега друзей тронулась, замыкая шествие. Конди шел рядом с телегой. Вадим, вытянув шею, пытался разглядеть в толпе мать «пойки». Все время, пока грузили трупы, он ее не видел. И только когда процессия миновала поворот, оставив сгоревшую деревню, он наконец увидел женщину. Та сидела у дороги на поваленном дереве, тихонько покачивая сына. Поравнявшись с ней, Конди позвал ее по имени:

– Улла!

Услышав свое имя, женщина подняла голову и, увидев телегу со спасителями своего сына, улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы. Широкоплечий подошел к Улле и, взяв ее под локоть, поддержал, чтобы она смогла подняться. Телега с друзьями остановилась. Вадим спрыгнул и помог Конди усадить женщину с ребенком. Сам же не стал садиться, а пошел рядом с вепсом.

Дорога часто петляла среди леса, то сужаясь, то немного расширяясь. Дважды вброд пересекали ручьи, трижды проезжали мимо небольших полей, на которых росли какие-то колосья, а на одном – лен. Двигались не быстро. Павел, несмотря на тряску, умудрился уснуть, завалившись поперек телеги, а Андрей сидел в задумчивости, лишь изредка поглядывая вперед на процессию. Вадим продолжал шествовать рядом с Конди, который за всю дорогу больше не пытался заговорить с ними. Лишь однажды он что-то сказал Улле, когда «пойка» проснулся и заплакал. Она сняла с малыша мокрые пеленки, бросила их на дно телеги и закутала его в понёву.[8]А затем, удобно устроив ребенка на руке, достала грудь и, никого не стесняясь, стала кормить сына. Вадим, чтобы не смущать женщину и самому не смущаться, ускорил шаг. Конди, вероятно, разгадавший смысл его маневра, тоже прибавил шагу и нагнал Вадима. Находившийся же на телеге Андрей в удивлении выгнул брови, бросил беглый взгляд на обнаженную женскую грудь и тут же благородно отвернулся.

Вывернув из-за очередного поворота, Вадим увидел впереди речку, мост через нее и за ним большую деревню. Поселение располагалось на просторном месте и было обнесено забором в виде частокола, высотой не больше человеческого роста.

– Мина ма, – сказал Конди, указывая на поселение, – мина кюла Каргийоки.

– Что, уже приехали? – проснувшись, спросил Паша.

– Да, – ответил Вадим, – Конди говорит, это Каргийоки.

– А-а-а-а, – протянул Павел, – карги – не знаю, а вот йоки это река.

– Это мы и без тебя знаем, – улыбнувшись, произнес Вадим, – мог бы бабушку и поподробнее расспросить, толмач ты наш.

Процессия, перейдя мост, свернула в сторону от ворот. Широкоплечий что-то приказал трем воинам, попрощался с гостями и удалился вслед за процессией. А телега с гостями и Уллой, в сопровождении трех вепсов, двинулась к поселению.

– Наверное, хоронить поехали, – догадался Андрей, кивая на удаляющиеся телеги.

– А нас куда? – спросил Павел.

– Вероятно, на постой, – предположил Вадим.

Двухстворчатые ворота открылись, и телега с гостями въехала внутрь поселения.

Дом, милый дом…

Для постоя им отвели небольшую избу. Справа от входа стояла печка, у противоположной стены стол и широкие лавки вдоль стен. Вепс, проводивший их, вышел. Друзья уселись на лавке за столом. Через минуту явилась девчушка лет двенадцати и принесла хлеб, мед и две крынки, расставила на столе и выбежала. Но вскоре опять вернулась с большим мешком. Поставив мешок на лавку, она извлекла из него три небольшие подушки и три одеяла, больше похожие на старые плащи. Затем девочка указала на дальний угол и что-то прощебетала. В углу лежали узкие матрацы, с виду набитые не то соломой, не то сеном. Друзья поблагодарили – кивнули девчонке, мол, поняли. Она едва заметно улыбнулась и выскочила за дверь. Троица, немного отведав хлеба с медом и запив все простоквашей, принялась разбирать постельные принадлежности и устраиваться отдыхать на лавках. Они ждали, что к ним может прийти Конди или еще кто-нибудь из вепсов, но вскоре за единственным маленьким оконцем полностью стемнело, и в этот вечер к ним никто так и не пришел.