Выпить бы надо.

Блестящая серая глиняная бутыль холтского бренди нашлась в гостиной на втором этаже. Там же отыскалась пара кружек.

Впрочем, «гостиной» этот зал именовали придворные — я всегда называл его про себя «трофейным». Ковер на полу был из кусочков шкур, по стенам висели головы животных, убитых баронами Фурнаэль: олени, кабаны, волки и — единственная — огромная бурая медвежья башка, пасть разинута, желтые зубы вот-вот клацнут... Вряд ли эти зубы так блестели, отполированные, у живого медведя.

На одной из стен, под самым потолком, висит целая тушка зайца, будто застывшего в прыжке. Наверняка за этим стоит какая-то семейная легенда, но какая — мне узнать не удалось.

Неуютное место, и не потому, что зверье выглядит как живое. Оно таким не выглядит — бимские чучельники далеко не мастера, и со стеклом в Эрене всегда было худо. Вместо стеклянных глаз здесь вставляют белые костяные полушария. Ощущение — будто находишься среди то ли зомби, то ли слепышей. Не сразу привыкнешь, и бренди помогает.

Беда в том, что на меня вдруг напала икота — как раз когда я пил, а я этого терпеть не могу. Выпивка в нос попадает.

Я разжег камин и уютно устроился в низком кресле, любуясь играющим огнем, — и тут в дверь постучала Дория.

Она переоделась к ужину — была в длинном фиолетовом платье из ткани, которую я всегда называл велюром, хотя и знаю что это неправильное название. Туго облегающий верх — от низкого декольте до расшитого золотом пояса на бедрах, концы которого спадают на широкую складчатую юбку. Корсаж и рукава отделаны золотым шнуром. На таком же шнуре к поясу подвешена сумочка.

— Ну и как? — спросила она.

— Прекрасно, — ответил я. — Хоть сейчас на трон.

Она взглянула на две кружки, что грелись на камнях у камина.

— Меня ждал? — поинтересовалась она, когда я лениво приподнялся и повернул кружки другим боком. Я икнул и помотал головой.

— Нет. Но согреть две кружки ничего не стоит. Кто знает, когда друг решит забежать выпить.

— Или вылечить твою икоту. — Она улыбнулась, опустилась в кресло и откинула голову на высокую спинку.

— Ага, — с ноткой сарказма отозвался я.

Она вытащила из кошеля что-то похожее па кварц.

— Вот, пососи.

Я пожал плечами и сунул камешек за щеку. Сладко...

— Горный сахар? — спросил я, перекатывая его ро рту. Демосфен, чтоб тебе пусто было.

— Именно, Ватсон.

Я приподнял бровь, точно спрашивая: «И это излечит икоту?»

Дория кивнула.

— Девяносто процентов. Икоту вызывает нарушение баланса электролитов в крови, из-за чего начинаются спазмы Диафрагмы. Обычно сдвиг в сторону ацидоза. Соль или сахар помогают исправить дело. Если они не действуют — значит, сдвиг был в сторону алкалоза; тогда поможет лимон. Подожди немного.

Я собирался возразить, но икота прошла. Возможно, просто потому, что устала меня мучить.

— Где ты этому научилась? В сестричестве Длани?

— Нет. Это с Той стороны. Меня научила одна подружка, Диана. По-моему, ты ее не знал.

— М-м-м... Не припомню.

— Нет. Ты ее точно не знал. — Дория улыбнулась. — Ты бы запомнил. Как там кружки?

— В самый раз.

Кружки и правда согрелись как надо: были чуть более горячими, чем принято на Этой стороне. Самое оно для холтского бренди. Я раскупорил бутылку и плеснул нам обоим по доброй порции. Я собирался встать и отдать ей кружку, но вместо этого Дория поднялась и пересела на подлокотник моего кресла, обняв меня за плечи. Она пахла цветами и мылом.

— Лехаим.

Я чуть запнулся на еврейском словце. И заслужил улыбку.

— Лехаим, — повторила она и выпила. Я тоже. Бренди обожгло мне горло и согрело желудок. Неплохо — весьма.

— Тебя что-то тревожит? — спросила она.

— Мелочи. — Я постарался, чтобы это прозвучало как можно беззаботнее. — Не тебе же одной можно тревожиться.

Она усмехнулась.

— И о чем твои тревоги на сей раз? Как соблазнить вашу горничную?

Я изобразил содрогание.

— Ты видела нашу горничную?

— Серьезно.

Я пожал плечами — осторожно, чтобы не сбросить ее

— Жаловаться не на что. Все в порядке. Энди выглядит куда лучше, да и гном почти исцелился. Джейсон отличный парень. Зеленый, конечно, как Халк, но...

Она коснулась пальцем моих губ. Я умолк.

— А как Кира?

Я не ответил.

Дория ждала. У нее это получается куда лучше, чем у меня.

— Она не виновата, — сказал я наконец. — Как это у вас называется — посттравматический синдром?

Она пожала плечами.

— Двухгодичный курс психологии — и ты считаешь меня психиатром?

— Я на тебя не настучу за незаконную практику. — Я приподнял мизинец. — Честное скаутское!

— Что ж, ладно. — Она пила и раздумывала. Потом махнула рукой. — Это не важно, Уолтер. Наклеить на болезнь ярлык — еще не значит понять, что она такое. Или как ее лечить. Кира в плохом состоянии... или ваши отношения в плохом состоянии.

Дория сделала глоток и вздохнула. Я приподнял бровь.

— Не знал, что это заметно. У тебя еще остался дар диагностики?

— Нет. — Она замотала головой. Действительно ли Великая Мать лишила ее всей силы, или все же у нее осталось несколько заклятий — на черный день? Можно не спрашивать — Дория не скажет. — Но я всегда считала чары лишь Усилителями собственного чутья, не заменой. Давно это у вас?

— Откуда считать?

Она насмешливо улыбнулась уголком рта.

— Подумай.

— Слушай, я про это не рассказываю. Не помнишь?

— Помню. — Она улыбнулась шире. — Как правило. Я подумал о последнем разе — и постарался поскорее о нем забыть. Мне вспомнилась другая ночь — неистовая теплая ночь в Приюте, вскоре после того, как мы с Карлом вернулись из набега. Думаю, это была вторая ночь — на первую пришелся Карлов Выходной День, должно быть. А тут мы оставили Джейни — тогда еще совсем крошку — с Карлом и Энди, взяли одеяла и ушли из поселка в лес, на склон горы. Мы допьяна напились молодого черничного вина и с упоением занимались любовью — всю ночь, под звездами.

Я не преувеличиваю, вот руку на отсечение: всю ночь.

До сих пор, стоит мне закрыть глаза, и я вижу ее, волосы ее парят надо мной, озаренные светом звезд...

Но это было давным-давно, в другом краю, и бедняга скорее умрет, чем снова позволит согреть себя.

Я сменил тему.