Путь, по которому следовали наши герои, оказался довольно лёгким и на удивление приятным. Это естественно, когда вас провожают существа, знающие лес как свои пять пальцев. Хотя пальцев-то у них не было от роду. Заблудшие, как их называл могучий Звук, по пути встречали уйму удивительных зрелищ, начиная с хохотливого лиса, сидящего на дубовом пеньке и издевающегося над прохожими, каменных рыб, поющих цветов, хрустальных деревьев с сочными янтарными и малахитовыми плодами до легендарного чёрного единорога, считавшегося вымершим давным-давно. Отличался он от обычного единорога гораздо более высоким ростом и серебряным рогом, скрученным в спираль. Но, помимо прочего, Лямель и его спутники удостоились лицезреть нечто, что потрясло их больше всего. Потом, спустя какое-то время, поэт запечатлит на бумаге тот волшебный восторг от увиденного им. Я вас обрадую: краешком глаза я всё-таки сумел разглядеть несколько строк. Сейчас я их припомню… Ах да, вспомнил:

«Темнеет небо, блекнет свет,

Творятся чудеса кругом.

Здесь чудо есть, а может, нет,

Вдруг из кустов выходит гном,

Бежит куда-то этот гном,

Бежит, как ветер, улетает,

Окутанный ещё он сном,

На флейте сказочной играет.

А где-то в гуще яркий свет

Пронзает ночь, как острый меч,

Туда бежит ведь наш атлет,

Там, где горит обилье свеч.

Бежит туда он не напрасно,

Он на пир эльфийский опоздал,

И вправду там так всё прекрасно,

Он поздно вечером узнал:

Течёт в разгаре пышный пир,

Принцесса встанет у венца,

И счастьем полон целый мир,

И радость эльфов без конца,

Красота её небесна,

Как заря и как рассвет,

И душа её прелестна,

Словом, краше её нет.

А принц прекрасен, на коне

Уже давно её искал,

Видал её он, но во сне

Уж горячо о ней страдал,

Тут он спустился из седла,

Душой влюбленной подошёл,

Да пусть кричат: любви хвала,

Что он любимую нашёл.

Столы и стулья из грибов —

Так принц на них присел покорно,

А на столе густой покров,

Пирог главенствует, бесспорно.

Все за столом сидели дружно,

Шутил игриво гном беспечный,

И, словно чадо, непослушно

Парил над пиром эльф черничный.

А за горой луна смеялась,

Внимая шуткам радостных гостей,

И от ветра ива извивалась,

Удивляя магией своей.

Праздник был всё веселей,

Благословил всех эльфов мудрец,

Сей пир продлился много дней,

А вот стиху, увы, конец!»

Вот всё, что я успел прочесть в старой, потрёпанной тетрадке Лямеля. Но вернёмся к былому. Странники наблюдали за крайне удивительным событием с небольшого склона. Как бы друзьям ни хотелось присоединиться к весёлым созданиям, бурно пирующим прямо посереди зелёной рощи, сделать этого они не могли. Надвигающаяся заря торопила их, и они с какой-то приятной грустью на лице покинули лес, продолжая свой путь в Зареб. Праздничная музыка пира плавно сменялась лесным затишьем. Никогда ещё прогулка по лесу не была столь приятной для души и глаз. Кстати о глазах: существа, сопровождающие маленькую компанию, то и дело глядели, принюхивались и прислушивались к ним. Это, конечно, немного сковывало, в особенности Руана. Но друзья были благодарны им за мир, который проводники открыли для наших путников, поэтому простили им их назойливость. Вскоре лесная тропинка начала терять свои очертания, а густые заросли сменились могучими кипарисами. Лямель и Руан сразу признали знакомую природу окрестности. Не было сомнений: дом уже близко. Дойдя до окраины леса, Гулдоберд, Арназил и Финн резко остановились, дав понять, что далее сопровождать друзей не могут. Им было запрещено показываться посторонним. Дивная троица, порхая хороводом над друзьями, попрощалась и молча скрылась под ветвями кипариса. Путникам лишь оставалось поблагодарить вслед своих удивительных проводников. Невзирая ни на что, повозка вновь тронулась в путь. Уже до рассвета негостеприимный и таинственный лес, подаривший Лямелю и Руану двух восхитительных друзей, остался позади. А за горизонтом, совсем недалеко, из-за холма красовался величественный Зареб со своими каменными дорожками, цветными черепицами и узкими улочками, которые были наполнены ароматом свежего хлеба дядюшки Фамоса. В самом центре города возвышался, подобно скале, белоснежный замок с высочайшими заострёнными башнями, ради обитательницы которого Лямель и его друзья пустились в смелое путешествие и пережили много опасностей. Поэт глядел вдаль, на ту самую башню, откуда единственный раз показался силуэт, вынудивший бедное сердце колотиться от любви. Он понимал, что это лишь начало пути и впереди его ждут ещё более сложные испытания.

Путники недолго любовались зрелищем величественного города. Голод и неимоверная усталость заставили повозку двигаться дальше, и уже на заре друзья стояли на крыльце небольшого ветхого, но очень симпатичного домика, который весь был украшен яркими цветами в керамических горшках. Их оттенки были настолько броскими, что от восторга нимфа не знала, в какую сторону смотреть.

– Ты здесь живёшь? Красота.

– Спасибо. Иногда красоту можно навести и без роскоши, – горделиво ответил Лямель, приглашая уставших путников вовнутрь. Комнаты, на удивление, оказались убраны, а задний сад ухожен. Обычно у поэта царил творческий беспорядок. «Должно быть, тётушка всё же повозилась», – подумал Лямель. Тётушка Мильга часто заглядывала к своему юному племяннику и не давала скопиться пыли на скромном убранстве. Хотя мебели и не было толком: отживший свои лучшие времена деревянный стол с не менее старыми стульями, огромное отцовское кресло с поблёкшими подлокотниками, превращающееся в нужный момент в кровать, бесчисленные книжные полки, забитые до отказа исписанными тетрадями поэта, небольшой потёртый ковёр и настенные часы. Вот, пожалуй, и всё. Обстановка была простой, но простотой своей она создавала уют и покой во всех четырёх стенах. Лямелю нравилось, а это было главным. После мервильских событий жилище Лямеля показалось путникам королевским шатром.

– А тут довольно мило, – промолвила Семриаль, оглядываясь по сторонам, – гораздо лучше, чем в том проклятом особняке (имея в виду логово некроманта).

Внезапно послышался звук. Страшное журчание охватило дом. Но не бойтесь. Такое обычно происходило с Руаном, когда он долго оставался голодным. Звук опустевшего желудка пробудил у Лямеля желание быстренько что-нибудь приготовить, и он ловко прошёл на кухню.