– Я никогда не был на Кубе, но всегда хотел побывать. Говорят, это прекрасная страна.

– Так и есть. Пляжи, сельские ландшафты, горы, Гавана со своей старой испанской застройкой… – Говоря это, я отчетливо вижу, как солнце встает над Малеконом. – На Земле нет такого места, которое было бы более похоже на рай. Внешне, разумеется. Нам есть над чем работать.

– Вы тоже хотите участвовать в этой работе?

– Конечно. А разве вы бы на моем месте не захотели? Это же мой дом!

– То есть вы считаете, что у вас есть долг перед вашей страной?

– Дело не только в долге, но и в желании. Я получила кое-какое образование и действительно хочу его применить. Правда, мои амбиции в этом отношении не были вполне удовлетворены, поскольку не соответствовали представлению моей матери о женском предназначении… Тем не менее кое-чему я все-таки научилась и теперь должна это использовать, разве не так?

– Именно так.

Меня удивляет то, как искренне произнесены эти слова. От меня не укрылось, что многие американки во многих отношениях почти так же ограничены, как и слишком многие кубинки.

– Может быть, когда-нибудь я навещу вас на Кубе и вы познакомите меня с вашим островом.

Не без некоторого усилия улыбнувшись ему в ответ, я представляю себе встречу, которая никогда не состоится.

– Может быть.

По залу разносятся последние аккорды песни. Танец окончен. Ник меня отпускает, но уходить ему, видимо, тоже не хочется.

– Спасибо за танец, – говорит он помедлив.

Сейчас он не улыбается, я тоже.

– И вам спасибо.

– Желаю удачи во всем. Надеюсь, ваше желание осуществится и вы вернетесь на Кубу.

Ник еще раз берет мою руку и, склонившись к ней, едва ощутимо касается ее губами, а потом уходит.

Я возвращаюсь к сестрам. Меня сопровождают беззастенчивые взгляды и шепот, который не назовешь вежливым. Все это пройдет и будет забыто.

Его я тоже забуду.

Я просыпаюсь от стука в стекло. Этот шум заставляет меня вздрогнуть. Я не сразу вспоминаю, где нахожусь, тем более что в моей комнате совершенно темно.

Стучат еще три раза. Ветер доносит до меня шепот, очень напоминающий звуки моего имени:

– Беатрис!

Вот опять.

Знакомые шумы сбивают меня с толку: мне кажется, что я в своей старой спальне, в нашем доме в Мирамаре. Я перенеслась в те дни, когда родители отреклись от Алехандро и мне приходилось тайком встречаться с ним, передавать ему еду и деньги. По ночам я бродила по городу с братом и Эдуардо, помогая им в том, что они делали для революции.

Я отбрасываю одеяло, беру халат, висящий на спинке кровати, и вожусь с пояском.

Звук удара повторяется. Теперь уже громче.

– Беатрис!

Я подхожу к окну и раздергиваю шторы.

Внизу стоит Эдуардо. Сняв бабочку и парадный пиджак, в котором был на балу, он до локтей закатал рукава белоснежной рубашки и готовится кинуть еще один камешек.

Я открываю окно и шиплю:

– Что случилось?

Моя комната смотрит на улицу, комната родителей – во дворик, но справа и слева от меня спальни Изабеллы и Марии, а мне меньше всего хочется, чтобы завтра они стали обсуждать ночной визит Эдуардо.

– Разбудил? – спрашивает он шепотом и, подойдя ближе, оглядывает меня: халат, надетый поверх ночной рубашки, растрепанные волосы, остатки макияжа.

– А как ты думаешь? Уже почти два часа ночи.

Эдуардо улыбается.

– Это разве поздно? Стареешь! Было время, когда в два часа ночи ты еще вовсю отплясывала.

– Ты пришел пригласить меня на танцы?

– Нет. Я иду забирать груз. Хочешь со мной?

– Груз? Ночью?

– Очень ценный груз. Он имеет отношение к нашим интересам. Кубинским интересам.

Разумнее было бы сказать «нет» и вернуться в постель, но я уже совершила один разумный поступок, поставив барьер между собой и Ником Престоном. От этого решения мне до сих пор больно.

Маленький бунт – самый соблазнительный.

– Я спущусь через минуту.

* * *

Через четверть часа мы несемся по шоссе в южном направлении.

– Так что за груз? – спрашиваю я Эдуардо.

– Не знаю. Заранее мне не говорят. Его доставляют по воде и передают каждый раз разным людям. Я встречаюсь с ними в доках, мы обмениваемся паролями. После этого товар перемещается из их багажника в мою машину, и все расходятся.

– Ты уже делал это раньше?

– Пару раз.

– И ты проверял груз?

– Конечно.

– Ну и что там было?

В ответ молчание. Я решаю изменить формулировку:

– Что ты делал с этими вещами?

– Этого я тебе сказать не могу.

– Ну для чего они нужны?

– Этого тоже не могу сказать.

– А что можешь?

– Куда подевалась твоя жажда приключений? Ты вроде бы говорила, что хочешь во всем мне помогать. Это то, над чем мы сейчас работаем.

– С ЦРУ?

– Не совсем.

– Умно ли делать их своими врагами?

– Нашим совместным планам эти поставки никак не мешают. Просто не все, что выгодно нам, выгодно ЦРУ, и наоборот. Всегда нужно иметь запасной вариант, Беатрис. И тщательно выбирать тех, кому доверяешь.

– То есть мне лучше держаться от тебя подальше?

Эдуардо улыбается.

– Ни в коем случае.

– Тогда объясни, что я здесь делаю. Ты же не только ради веселья вытащил меня из постели среди ночи?

– Нет, не только. В прошлый раз, когда я ехал с грузом, меня остановил местный коп. Ничего не случилось, но вопросов было больше, чем хотелось бы. Если мою машину тормознут опять, ты будешь моим идеальным прикрытием. Подумают, что я просто решил потихоньку прокатиться с женщиной. Ничего дурного при виде тебя никто не заподозрит.

Я оглядываю свою одежду: простые штаны, блеклый свитер, простые удобные туфли без каблуков.

Я понимаю, что он имеет в виду.

– Мы встретимся с людьми, – продолжает Эдуардо, – заберем у них груз, отвезем, куда надо, и еще до рассвета ты вернешься в кровать. Завтра скажешь, что выпила на балу слишком много шампанского, если родители спросят, почему ты проспала до обеда.

– Думаю, они не заметят.

– Тогда о чем ты беспокоишься?

– Обо всем.