Зейн повернул на север, потом снова на восток, постоянно сверяясь с камнем. Стрелка не двигалась, зато «кошачий глаз» стал увеличиваться, явно показывая, что цель становится все ближе и ближе.

И все же, если предположить, что размер зависит от расстояния, которое осталось преодолеть, Зейн ни за что не успеет вовремя. Это очень беспокоило его. Считается опоздание у инкарнаций таким же тяжелым проступком, как и отказ от выполнения работы, или нет?

Зейн еще раз свернул. Третий камень, зеленый, заметно посветлел. Почему? Он снова крутанул руль. На приборной панели загорелась какая-то кнопка. Проведем эксперимент? Он резко изменил направление, игнорируя хор протестующих гудков, и нажал на нее.

Машину дернуло. Силуэты зданий расплылись, словно машина летела со сверхзвуковой скоростью над Землей. Через несколько мгновений все прекратилось, вокруг снова возникли городские улицы.

Пораженный, Зейн огляделся по сторонам и сразу понял, что перенесся на северо-запад, за многие километры от Кильваро, возможно, через весь континент, и мог оказаться даже в Анкоридже — большом портовом городе.

Времени, чтобы выяснить это точно, уже не было. Удлиненный зрачок в центре оранжевого камня резко увеличился, темная и светлая отметки на зеленом кварце слились воедино, а часы показывали, что осталась только минута. Цель совсем рядом!

Прежние сомнения в своих силах развеялись. Зейн мало-помалу учился пользоваться атрибутами Смерти и уже знал, что если «кошачий глаз» заполнит всю поверхность камня, значит, он добрался до нужного места. И когда стрелка на розовом талисмане начала вращаться, хотя он никуда не сворачивал, Зейн понял, что путешествие закончено. Слава Богу, он успел вовремя: осталось всего тридцать секунд. Глаз стал огромным, указатель на «компасе» описывал полный круг. Но здесь обыкновенный перекресток!

Неужели ложный вызов?

Он притормозил и, сбитый с толку, направил машину к обочине. Прежние сомнения снова начали терзать душу.

Указатель замер. Судя по тому, куда он теперь направлен, следует вернуться назад. Нелепица!

Большая красная стрелка на часах остановилась на полуденной отметке.

Внезапно раздался грохот. На перекрестке произошла авария. Делая левый поворот, небольшой грузовик на полном ходу столкнулся с идущей со средней скоростью крошечной японской малолитражкой.

Зейн заглушил мотор, не думая о том, можно ли здесь парковаться, выскочил из машины и поспешил к месту происшествия.

Водителя грузовика оглушило, однако он серьезно не пострадал. А вот женщине в маленьком автомобиле повезло куда меньше. Огромный осколок ветрового стекла (реклама уверяла, что никакая сила не способна его разбить) вонзился ей в горло. Из раны, заливая приборную доску, хлестала кровь, но несчастная все еще была жива.

Ошеломленный, Зейн застыл. Он видел, что женщину не спасти, но что ему делать?

Вокруг, скрипя тормозами, останавливались машины, приземлялись ковры, постепенно собиралась толпа.

В глазах женщины, уже начинающих стекленеть, появился проблеск сознания. Увидев Смерть, ее зрачки сузились, став крошечными, как булавочные головки. Она попыталась закричать, но не смогла.

Кто-то слегка подтолкнул его. От неожиданности Зейн вздрогнул. Рядом стояла Судьба.

— Не мучай ее. Смерть, — сказала она. — Скорее делай свое дело.

— Но несчастная еще жива!

— Она покинет этот мир только после того, как ты извлечешь душу из тела. Ужасная агония будет тянуться, пока ты не избавишь ее от мучений. То же самое происходит сейчас с остальными клиентами. Так что не тяни, Танатос, выполняй свои обязанности.

Зейн неуверенно шагнул к искореженной груде железа, в которую превратилась малолитражка. Женщина не отрывала от него расширившихся от ужаса глаз, следила за каждым движением. Возможно, она уже не видела ничего вокруг, кроме приближающейся смерти. Зейн хорошо помнил, как это страшно. Но он до сих пор не знал, как прекратить ее страдания и позволить навсегда успокоиться.

Одежда разорвана осколком, пропахавшим тело от правой груди до шеи, так что плоть превратилась в кровавое месиво. Страшное испытание, и его необходимо прекратить как можно быстрее. Однако женщина из последних сил пыталась сопротивляться. Отгоняя смерть, несчастная вытянула здоровую левую руку, словно принадлежавшую другому человеку, так резко она контрастировала с изуродованным туловищем. Никогда еще Зейн не видел таких физических и душевных страданий. Даже когда умирала его мать…

Он наклонился, так и не решив, что надо сделать. Его рука должна была натолкнуться на запястье умирающей, но, к изумлению Зейна, легко прошла сквозь ее плоть! Он проник в голову и нащупал что-то мягкое, напоминающее паутину.

Зейн отпрянул; за пальцами тянулась какая-то прозрачная радужная пленка, похожая на мыльный пузырь или слизь. Охваченный отвращением, он попытался стряхнуть ее на землю, но она намертво пристала к ладони. Зейн стал отдирать ее другой рукой, все еще сжимавшей браслет.

— Стыдись, Смерть! — осуждающе произнесла Лахесис. — Нельзя так измываться над душой.

Так это душа!.. В глазах у Зейна помутнело, словно он сам вот-вот лишится жизни. Он отпрянул; лохмотья превратились в упругую серебристую нить, но не покидали истерзанную плоть, словно не желая навсегда расставаться с земной оболочкой.

Внезапно с легким треском они отделились от тела. Зейн держал пленку, похожую на сброшенную змеиную кожу. Женщина наконец была мертва. На лице застыла гримаса боли и ужаса. Смерть забрала душу и избавила ее от страданий. Все кончено.

Или не все?

— Что теперь? — спросил Зейн Судьбу. Его била дрожь, он чувствовал тошноту и головокружение.

— Аккуратно складываешь душу, опускаешь в сумку и отправляешься к следующему клиенту. А когда появится возможность сделать небольшой перерыв, определишь, куда ее следует направить.

— Куда направить? — Перед глазами все еще стояла страшная картина — залитая кровью одежда, расширившиеся от страха глаза, изуродованная плоть… Зейн плохо соображал.

— Да, на Небеса или в Ад.

— Как я могу оценивать души?!

— Можешь и должен! Постарайся пореже ошибаться. — Судьба удалилась.

Зейн уставился на переливающиеся полупрозрачные обрывки. Вокруг суетились люди, но никто даже не взглянул в его сторону. Фактически сейчас он остался совсем один…

Он стал неуклюже складывать тончайший материал, словно обыкновенную простыню. Сделать это аккуратно мешали разорванные края, но Зейн упорно трудился, и наконец усилия увенчались относительным успехом. Получился очень маленький и легкий сверток; казалось, душа вообще невесома. В одном из необъятных карманов плаща оказалась полотняная сумка; в нее Зейн и запихнул свой первый трофей. Руки тряслись, перед глазами все кружилось. Если бы его сейчас вывернуло наизнанку, сразу полегчало бы. К сожалению, он до сих пор ничего не ел. Первый блин — комом… Но провалиться до такой степени!