Я думал, как продолжить разговор. Наконец сказал:

– Олег, есть не очень хорошие новости.

Он пристально взглянул на меня:

– Что случилось?

Я молча подвинул к нему газету:

– Почитай.

Олег вытащил из-под газеты конверт с письмом и фотографией Олеси. Взглянув на фотографию, он все понял.

– Кто?!

Я пожал плечами.

Олег быстро прочел письмо. Желваки на скулах еще больше вздулись, лицо покраснело.

– Так, ситуация складывается сложная… – сказал он. – Если со мной что случится, вам надо ехать в Амстердам.

– Куда?! – растерянно переспросил я.

– В Голландию.

Олег взял мою ручку, лежащую на столе, и стал писать на полях газеты что-то то ли на фламандском, то ли на французском языке.

– Что это?

– Название банка, – шепотом ответил Олег. – Вот номер ячейки, а вот код. Вот фамилия, на кого оформлена ячейка.

Написав все сведения, Олег стал подробно инструктировать меня. Вскоре я понял, что, в случае непредвиденной ситуации, мне нужно срочно выехать в Голландию и вытащить какие-то важные бумаги.

– А что я с ними дальше буду делать? – спросил я.

– Дальше – по обстановке. В этой ячейке находятся две тетради и кое-какие деньги. Деньги можете взять себе. А эти тетради – самая главная моя сила.

– Что с ними сделать?

– Если меня… не будет…

– Да что ты говоришь?! Почему это тебя не будет?

– Тут все может случиться, – ответил Олег. – Предчувствие у меня такое. Если что, то эти бумаги надо передать Олесе, потому что, возможно, это путь к ее свободе.

– А что в этих бумагах?

– Ну… Номера счетов, где лежат деньги, названия коммерческих организаций, подконтрольных, которым мы давали «крышу», список должников, а также наименования банков, куда вложены наши деньги. И еще кое-какие мои записи.

– Что значит записи?

– Размышления о жизни. Что-то вроде дневников. Но, честно говоря, – продолжил Олег, – я рассчитываю на лучшее. Человек всегда должен рассчитывать на лучшее. Однако все может быть. Если меня не будет в живых… – повторил он снова.

– Да что ж ты меня все время пугаешь? Почему тебя не будет в живых?

Олег не ответил на мой вопрос и продолжил:

– Так вот, если меня не будет в живых, только тогда нужно будет ехать в Голландию за дневником. А пока этого делать не надо. Но я вам сообщил все это на крайний случай. Кроме вас, у меня никого нет. Я ни с кем не контактирую. Кроме, конечно, оперативников, – невесело улыбнулся он. – Но им-то я этого никогда не скажу.

– Хорошо, – сказал я.

– Не потеряйте газету! – напомнил Олег.

Я взял газету, быстро оторвал кусок с записями о Голландии и сунул его в свой бумажник.

Олег о чем-то задумался, достал из кармана пачку сигарет.

– Ты же не куришь! – удивился я.

Он глубоко затянулся и сказал:

– Вообще-то у меня есть возможность… Не знаю, насколько она осуществима и сработает ли на сто процентов, но надежда все же есть. Может быть, в ближайшее время и сбудется.

– Что же ты задумал?

– Ладно, – сказал Олег, – поживем – увидим. Сами узнаете, если все произойдет так, как нужно. – И, сделав небольшую паузу и наклонившись к моему уху: – Самое главное чуть не забыл. Скажите Борису Петровичу, что ему ставится последний срок – в течение трех дней он должен предпринять какие-то действия. Если же он не сделает этого, то у меня выхода нет. Мне нужно спасать свою жену. А уж он знает, что нужно делать. Так и передайте. Постарайтесь встретиться с ним сегодня же. Передайте – срок три дня, до понедельника, – повторил он. – Он все поймет.

– Послушай, может, тебе не стоит заявлять так категорично? Я не знаю твоих дел с Борисом Петровичем, но если он что-то затевает, то все это не так просто сделать в твоей ситуации и при твоем сегодняшнем положении.

– Он все может сделать, – повторил Олег, – если захочет. А может быть, он и не хочет ничего делать. Может быть, и я действительно зря все это делаю. Но выхода у меня другого нет. Сейчас включен «счетчик», и сколько ему до конца щелкать осталось – никто не знает. Вернее, кто-то знает, но не я. Может, на моих часах уже мало времени…

– Подожди, – остановил его я. – Давай я напишу жалобу или заявление начальнику следственного изолятора, чтобы тебя перевели обратно на «спец».

– Нет, это бесполезно, – перебил меня Олег. – Неужели вы думаете, что меня перевели в общую камеру просто так? Значит, кому-то это нужно, – раздельно произнес он. – Только кому? То ли им, то ли этим…

– Что это значит?

– Им, – Олег похлопал себя по плечу, как бы показав погоны, – а этим, – он сделал жест, напоминающий уголовную распальцовку. – Кто еще заинтересован в этом? Все очень просто… Да, – неожиданно спросил он, – ничего не удалось насчет покушения-то после моего суда узнать?

Я опешил:

– Откуда знаешь?

Он улыбнулся многозначительно:

– Пришла «малява» с воли. Люди знают!.. Так удалось раскопать?

– Да что там раскопаешь, – пришел в себя я. – Все может быть. Может, перепутали, решив, что тот, кого я подвозил, был ты. А может, меня перепутали с кем-то.

– А эти, опера-то, что?

– Опера ничего не говорят. Дела никто не возбуждал – жертв не было, ранений – тоже, потому все замяли. Типичный «висяк». Кто теперь его раскроет?

Олег понимающе кивнул головой.

– Ну что, прощаться будем? – спросил он.

– Да, пора, – ответил я.

– Я очень вас прошу связаться с Борисом Петровичем, – напомнил Олег, – и сделать это немедленно.

– Не волнуйся, я сделаю это сразу же, как выйду отсюда.

– Ладно, удачи! – сказал Олег. – Вызывайте конвоира.

Я нажал кнопку вызова. Минут через пять вошел конвоир, тот самый, который привел Олега. Он молча взял листок, расписался в приеме заключенного и вывел его в коридор. Сразу же они вновь о чем-то оживленно заговорили.

Я подошел к вешалке, надел пальто и двинулся к выходу. Выйдя из следственного изолятора, осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, сел в машину и тронулся с места. Проехав немного, остановился у телефона-автомата, достал листок с номером пейджера Бориса Петровича и послал ему сообщение, чтобы он немедленно перезвонил мне.

Звонок моего мобильного раздался буквально сразу же.

– Что случилось? – раздался голос в трубке.

– Мне необходимо с вами встретиться. Я только что был у Олега Николаевича…