Партийная активность концентрировалась в двух новых клубах Сент-Джеймса — «Реформ» и «Карлтон» (тори), основанных в 1832 г., но сформулировать политику, охватывающую широкий спектр интересов — от левых до правых — означало бы применить критерии более поздней эпохи. Национальных партийных организаций, как и их программ, еще не было. Публичные выступления были редкостью. Партийные лидеры — главным образом вельможи из вигов — обычно накануне выборов, проходивших каждые семь лет, делали туманные намеки, касающиеся политики, ближайшим друзьям или родственникам. Предлагаемые кандидаты выезжали в свои избирательные округа, выпускали обращения, вербовали сторонников среди местной влиятельной элиты и соглашались выставлять себя на выборы, если только были уверены в солидной поддержке.

Огромные расходы делали выборы с участием соперничающих кандидатов скорее исключением, чем правилом. Территориальная аристократия чувствовала себя безраздельным хозяином в «карманных местечках». Для какого-нибудь фермера или лавочника проголосовать открыто, скажем, против ставленника местного могущественного клана было равносильно самоубийству. В графствах доминировали большие и богатые семьи. Средние города являлись более открытыми, но обходились недешево: уровень коррупции их выборщиков хорошо описан Диккенсом в «Посмертных записках Пиквикского клуба». Недавно получившие право избирать своих представителей в Парламент, крупные города могли иногда выбирать хотя и бедных, но активных депутатов (например, Маколей от Лидса), однако и там чаще предпочитали местных влиятельных предпринимателей, которые обычно покрывали большую часть расходов на предвыборную кампанию из собственного кармана. Некоторые особенности выборов сохранились до наших дней: Англия, как правило, по-прежнему консервативнее «кельтской окраины».

Хотя короткое правление Веллингтона (в 1834 г.) было последним случаем, когда герцог сделался премьер-министром, главной силой в государстве оставалась земельная аристократия, одинаково представленная в обеих партиях — вигов и тори. Многие лица этого сословия оказались причисленными к нему лишь недавно. И Пиль, и Гладстон, окончившие Оксфордский университет с дипломом первой степени по двум специальностям, происходили из семей провинциальных промышленников и торговцев. Особенно стремительным был взлет Бенджамина Дизраэли, искателя приключений и писателя, члена религиозной общины, члены которой только в 1860 г. обрели полные гражданские права.

Министры мало уделяли внимания внутренним делам, занимаясь главным образом вопросами внешней политики и военного строительства, на что выделялось не менее одной трети всех бюджетных средств. Между тем с 1815 г. в армии и во флоте никаких существенных изменений не произошло. Военно-морское министерство купило в 1822 г. свой первый пароход — буксир «Манки». В 1828 г. с большой неохотой было приобретено еще несколько подобных судов. По мнению руководителей Адмиралтейства, «использование пара — это смертельный удар по превосходству Империи на море». Потому что расположенные по бокам гребные колеса не оставляют места для мощных бортовых орудий. И верфи в Давенпорте еще в 1848 г. продолжали спускать на воду трехпалубные парусники, хотя успешные испытания гребных винтов на малых судах предрекали скорую кончину парусного флота. Старая армия из 130 тыс. долгослужащих солдат и офицеров — 42 % ирландцев и 14 % шотландцев, — плохо оплачиваемая и скверно обеспечиваемая всем необходимым, поддерживала мир и спокойствие в Ирландии и обширных колониях. В бесчисленных небольших военных кампаниях армия расширяла сферу влияния и торговли Британской империи в Индии и в Китае («Опиумная война» 1839–1842 гг.), правда, уже в интересах свободных торговцев, а не хиреющих компаний, организованных на основании правительственных хартий.

Устранение Великобритании от европейских дел отразилось на ее внешней политике. После разгрома Наполеона консервативные лидеры континентальной Европы, прежде всего русский царь Александр I, попытались создать систему взаимного сотрудничества путем проведения регулярных конгрессов представителей великих держав. Но даже в 1814 г. британские дипломаты предпочитали обеспечивать безопасность традиционными методами сохранения баланса сил, даже если это означало восстановление былой мощи Франции в качестве противовеса России. В 1814–1848 гг. большую часть этого периода существовал невыражаемый открыто, молчаливый англо-французский entente, который лишь в 1830 г. претерпел некоторые потрясения, когда католическая Бельгия отделилась от Голландии и какой-то момент казалось, что она попадет во французскую сферу влияния. Ситуация благополучно разрешилась после официального объявления Бельгией своего нейтралитета и с приходом к власти королевской семьи, имевшей тесные связи с Британией. Все это гарантировалось Лондонским договором (1839), нарушение которого Германией в августе 1914 г. положило конец длительному периоду мира.

Другие проблемы, осложнявшие отношения между Британией и Францией, решались труднее, поскольку они были так или иначе связаны с неуклонным ослаблением Оттоманской империи, которую англичане всячески старались сохранить в качестве буферного государства против Австрии и России на Балканах. Главным действующим лицом в этот период был, несомненно, Пальмерстон. Он пришел во внешнюю политику довольно поздно, в 1830 г., в возрасте сорока шести лет, но, обосновавшись в мрачном здании министерства иностранных дел на Уайтхолле, провел там последующие тридцать лет. Интересно, что даже в разгар дипломатической деятельности Пальмерстона число его штатных сотрудников не превышало сорок пять человек. Агрессивный патриот, он отличался выдержкой и хладнокровием и был, в определенных рамках, даже либерален. В 1847 г., однако, самым известным в Европе британским политиком был не Пальмерстон, а Кобден, апостол фритредеров. Его чествовали во всех столицах, и его гостеприимные хозяева были уверены: консервативные монархии обречены и либерализм скоро восторжествует.

В начале 1848 г. Маркс и Энгельс написали в Лондоне «Манифест Коммунистической партии», предсказывая от имени небольшой группы немецких социалистов европейскую революцию под руководством пролетариата наиболее развитых капиталистических стран. Двадцать четвертого февраля 1848 г. Париж восстал против короля Луи Филиппа, затем поднялись Берлин, Вена и народы Италии, однако Британия за ними не последовала. Правда, короткая паника все-таки возникла, когда чартисты 14 апреля внесли в Лондон свою великую петицию. Были приведены к присяге 10 тыс. констеблей, лояльность которых не вызывала сомнений. Чартистов вытеснили с городской площади Кеннингтон-коммон, а их петицию о всеобщем избирательном праве (для мужчин) Парламент просто высмеял.

Но эти выступления в Европе не были повторением событий 1793 г. Республиканское правительство Парижа, стремившееся сохранить добрососедские отношения с Британией, действовало жестко против собственных радикалов и не пыталось экспортировать революцию. Пальмерстон тоже не хотел изменения баланса сил, но был сторонником конституционных режимов и вывода австрийских войск из Италии. Умеренные идеи не получили распространения, и Британия не могла гарантировать сохранность достигнутого либералами. Поддержка крестьянства, купленная ценой земельной реформы, в сочетании с помощью России, сокрушившей Венгрию и позволившей Австрии действовать в других местах по своему усмотрению, привели «старые режимы» (anciens regimes) снова к власти. Однако теперь Австрия была сильно ослаблена, а Россия заняла в Восточной Европе внушающее опасение господствующее положение.