Кроваво-красный теперь свет угас… У каждой принцессы в руках очутился ее собственный магический предмет.

Долгое тягостное молчание длилось несколько минут, пока принц Антар не отважился нарушить его.

— Так что, талисманы вам что-нибудь ответили? — спросил он.

Харамис недоверчиво взглянула на него, но голос подала Анигель:

— Разве ты не видел? Разве не слышал?

— Ничегошеньки. Вы обратились к Владыкам воздуха, и все…

Сестры переглянулись, потом молча обнялись — все трое.

— Итак, я, кажется, оправдана, — шепнула Харамис. — Или нет?

— Конечно, — так же тихо, но решительно ответила Кадия. — Тем не менее мы атакуем Цитадель.

— Вы обе так решили? — нахмурившись, спросила Харамис.

— Да, — ответила Анигель. — Если ты не желаешь к нам присоединиться, тогда, по крайней мере, не вреди, тем более не вздумай помогать врагам.

— Ни в коем случае, — ответила Харамис. — И все-таки мне придется оставить вас. Мне следует быть возле крепости, и там… Я не знаю, что там произойдет, но у меня нет сомнений — я должна быть в Цитадели.

Джеган вышел из угла с короной в руках.

— Если желаете, принцесса Харамис, я доставлю вас туда в своей лодке.

— Благодарю. Но прежде чем уйти, позвольте сообщить вам нечто очень важное — я поняла это, когда гостила у Орогастуса. Подавляющее большинство его «магических» трюков — не более чем умелое использование хитроумных машин, доставшихся ему от Исчезнувших. Ваши талисманы в силах справиться с этими устройствами. Я испортила одну из таких штучек, коснувшись ее своим жезлом. То же самое сможете проделать и вы.

Она крепко обняла сестер.

— Кадия, Анигель, будьте осторожны! Молите Владык воздуха защитить вас.

Она взяла у Джегана корону и тут же удалилась с охотником. У стола остались Кадия, Анигель и Антар. В вышине, почти над самой головой, раскатисто громыхнуло, окрестности на мгновение осветились, и сильный дробный дождь застучал по кожаному навесу.

Кадия, закусив губу и нахмурившись, долго, изучающе смотрела на принца, потом спросила:

— Вы действительно ничего не видели и не слышали? Ни света, ни слияния трех талисманов, ни странного голоса?

— Поверьте, принцесса, ничего. Вы просто стояли, потом, когда я спросил, мне ответила моя госпожа…

— Это зрелище было предназначено только для нас, Кади, — заметила Анигель. — И особенно, думается мне, для бедной Харамис.

— Почему бедной? — усмехнулась Кадия. — Все то время, что мы будем рисковать жизнями, она с короной на голове и в плаще Великой Волшебницы простоит в сторонке.

— Да, но только в том случае, если мы сможем победить без помощи Скипетра Власти. Если же нет…

Кадия пожала плечами, потом взяла свой меч и, поиграв бровями, сказала:

— Хм, до этого, надеюсь, не дойдет.

Затем она решительным тоном попросила — приказала? — принца Антара собрать своих рыцарей и вождей всех отрядов. Пора было приступать к обсуждению ее плана.

Эту ночь Харамис провела в сухом безопасном месте. Устроилась она между вздыбивших землю корней старой гонды, что росла в небольшой рощице возле самой крепости. Джеган высадил ее неподалеку отсюда, и, чтобы обезопасить от расставленных часовых-лаборнокцев, охранявших пристань, и дозоров, волшебный талисман по ее просьбе прикрыл ее густым туманом, а когда разразилась гроза, то и невидимым зонтиком. Местечко здесь, между древесными корнями, было уютное, известное с детства — в этой рощице они частенько играли, устраивали «секреты», тайники — вот один из них и пригодился. Принцесса прекрасно выспалась, встала посвежевшей, бодрой, умылась в ближайшем ключе.

К утру дождь перестал, однако схоронивший ее туман по-прежнему был густ и непроницаем для солнечных лучей Он как бы образовал каморку вокруг принцессы, куда приглушенно долетали птичье пение, стрекот кузнечиков. Сверху, с кроны дерева, звучно падали капли. Одна из увесистых капель попала на шею, холодная влага потекла по спине Харамис передернула плечами, засмеялась… Сквозь туманную завесу проник солнечный лучик, ударил в темно-янтарную кору гонды, все вокруг осветилось, ожило…

Рощица располагалась по соседству с пристанью, и от реки к крепости вела мощенная камнем дорога, которая упиралась прямо в главные ворота Цитадели, защищаемые двумя подремонтированными башнями. Посты охранения были сняты — это Харамис, ясновидящим взором обведя окрестности, определила сразу. Несомненно, в плане ее сестер это направление штурма крепости должно оказаться одним из главных. В любом случае — будет ли данный удар служить отвлекающим маневром или здесь действительно сосредоточатся главные силы атакующих, в этом месте прольется много крови.

Устроившись в ямке между корнями, обильно поросшей сухим мхом, Харамис погрузилась в медитацию. Пусто было в оккультном мире, пусты были ее мысли — вот мелькнуло беспокойство и тут же обернулось страхом за сестер… Откуда-то из глубин души потянуло горечью и болью о погибших родителях, пожалела она и о Белой Даме, затем струйкой влилась досада на Кадию, которая так неуклюже посмела упрекнуть, что старшая сестра пытается узурпировать место Бины… Как будто я только и мечтаю об этом! Но кто, кроме меня, достоин носить эту мантию? Неужели Кадия всерьез решила, что она способна занять место Великой Волшебницы?

Где теперь бродит ее душа, невесомая, бестелесная? Самое время научить и приструнить своих воспитанниц…

И словно по заказу, мысленному взору принцессы явилась сама Белая Дама. На плечах у нее был наброшен точно такой же, как у Харамис, белоснежный плащ, разве что сиял и переливался он так, что принцесса мысленно прикрыла глаза рукой. На голове у Бины был капюшон, скрывавший ее лицо. Руки же, которые видение приподняло, чтобы откинуть завесу, были молоды; на коже — ни единой морщинки или родинки. Неожиданно Харамис почувствовала болезненный укол сомнения — кто же явился к ней? Уж не демон ли?

Наконец, капюшон сброшен, открылось лицо. Да, это Бина! Но как чудесно изменился ее образ — лицо волшебницы излучало свет и выглядело куда моложе, чем в те последние минуты, что запомнились принцессе. Теперь она будет вечно пребывать в таком состоянии, мелькнула мысль, и тут же в сознании родилось утверждение — да, теперь, освободившись от бренного тела, она навсегда останется зрелой и мудрой. Счет лет для нее прекратился, она рассталась со временем, которое так долго воплощала в себе.

Госпожа, Харамис склонила голову.

Светоносная рука коснулась ее головы, божественное тепло разлилось по волосам, и музыкальный голос зазвенел в душе Харамис:

О чем твоя печаль, моя девочка?

О моих сестрах, вздохнула Харамис. Они решили, что я влюбилась в Орогастуса, околдована им. А Кадия даже посмела обвинить меня в попытке присвоить ваш плащ.