стала его домом — он оставался и внеурочно. Мне казалось, что у него не было личной жизни.

— Вы говорите, что он был человек колючий, неуживчивый. Он вступал с кем-нибудь в серьезный конфликт?

— Да он вечно с кем-то бранился.

— А ничего такого, что бы вам запомнилось?

Сандовал задумался. Д’Агоста ждал с блокнотом в руке.

— Было одно, — сказал наконец Сандовал. — Месяца два назад. Тогда хранитель маммологического отдела привез из Гималаев несколько экземпляров чрезвычайно редких, почти вымерших летучих мышей. Марсала поместил их в емкость с кожеедами. А потом… испортил. Не проверял их с той частотой, какая требовалась. Это совсем не похоже на Марсалу, но у него в то время было на уме что-то другое. Если экспонат вовремя не вынуть из емкости, то он будет уничтожен. Голодные жуки выгрызают сухожилия, и кости выходят из суставов. А потом жуки принимаются за сами кости. Именно это и случилось с летучими мышами. Тот хранитель — а он немного чокнутый, как и все хранители, — пошел вразнос. Наговорил Марсале всяких гадостей в присутствии всего отдела. Марсала был вне себя, но ничего не мог возразить, ведь он сам был виноват.

— Как зовут этого хранителя?

— Брикстон. Ричард Брикстон.

Д’Агоста записал фамилию.

— Вы сказали, что у Марсалы в то время было на уме что-то другое. Не знаете, что бы это могло быть?

Сандовал задумался:

— Примерно тогда же он начал работать с одним командированным ученым.

— Это редкое событие?

— Напротив, очень частое. — Сандовал указал на дверь по другую сторону коридора. — Вон там командированные обследуют кости. Они постоянно приезжают и уезжают. Мы принимаем ученых со всего света. Марсала обычно с ними не работал, хотя это объяснялось только его характером, и ничем другим. Тот ученый был первым, с кем он сотрудничал в этом году.

— Марсала не говорил, что это было за исследование?

— Нет. Но в то время он казался очень довольным собой. Словно ждал награды или чего-то подобного.

— Вы не помните имя этого ученого?

Сандовал поскреб голову.

— Кажется, Уолтон. А может, Уолдрон. Они должны регистрироваться по прибытии и убытии, получать сертификат. Фрисби ведет список. Вы сможете у него уточнить.

Д’Агоста оглядел помещение:

— Больше мне ничего не надо знать о Марсале? Чего-то необычного, странного, идущего вразрез с его характером?

— Нет. — Сандовал шумно высморкался.

— Его тело было найдено в уголке брюхоногих в зале морской жизни. Как вы думаете, по какой причине он мог оказаться в данном отделе музея?

— Он никогда там не бывал. Кости и эта лаборатория были единственным, что его интересовало. Это даже не по дороге сюда.

Д’Агоста сделал очередную запись.

— Еще какие-нибудь вопросы? — спросил Сандовал.

Д’Агоста взглянул на часы:

— Где я могу найти Фрисби?

— Я вас провожу.

Д’Агоста последовал за ним из лаборатории в коридор, а оттуда — назад, в самую вонючую часть остеологического отдела.

8

Доктор Финистер Пейден отступил назад от дифракционной рентгеновской установки и тут же наткнулся на что-то, что показалось ему колонной, завернутой в черную материю. Он отпрянул с резким протестующим криком и обнаружил, что стоит перед высоким человеком в черном костюме, который каким-то образом материализовался у него за спиной и, вероятно, стоял в нескольких дюймах от него, пока он работал.

— Какого черта? — свирепо проговорил Пейден, дрожа от негодования всей своей невысокой упитанной фигурой. — Кто вас сюда впустил? Это мой кабинет!

Человек никак не прореагировал, он продолжал смотреть на Пейдена. Глаза незнакомца были цвета белого топаза, а лицо столь тонко вылеплено, что вполне могло принадлежать резцу Микеланджело.

— Послушайте, кто вы такой? — спросил Пейден, вновь обретая самообладание, присущее куратору. — Я пытаюсь закончить работу и не могу позволить, чтобы мне мешали.

— Прошу прощения, — произнес человек умиротворяющим тоном и отступил на шаг.

— Что ж, я тоже прошу прощения, — сказал, смягчившись, Пейден. — Но это и в самом деле вторжение. А где ваш беджик посетителя?

Человек извлек из кармана бумажник коричневой кожи.

— Это не беджик!

Бумажник раскрылся, явив свету ослепительное сияние золота и синевы.

— О, — сказал Пейден, присмотревшись. — ФБР? Господи боже!

— Меня зовут Пендергаст. Специальный агент А. К. Л. Пендергаст. Вы позволите присесть?

Пейден сглотнул:

— Прошу вас.

С изящным поклоном человек уселся на единственный, кроме стула Пейдена, стул в кабинете и закинул ногу на ногу, словно готовясь к долгому разговору.

— Это касается убийства? — выпалил Пейден. — Но ведь меня даже не было в музее, когда это случилось. Я ничего об этом не знаю, никогда не встречал убитого. А главное, меня не интересуют брюхоногие. За двадцать лет работы здесь я никогда не был в том зале, ни разу. Так что если вы…

Его голос замер, когда посетитель медленно поднял изящную руку.

— Речь пойдет не об убийстве. Вы не присядете, доктор Пейден? Ведь это же ваш кабинет.

Пейден настороженно уселся за свой стол, сложил руки на груди и тут же опустил их, спрашивая себя, с чем связан этот визит, почему служба безопасности музея не поставила его в известность и следует ли ему отвечать на вопросы или лучше позвать адвоката. Правда, адвоката у него не было.

— Я искренне хочу извиниться за это неожиданное вторжение. У меня есть одна проблема, и я попросил бы вас помочь мне в ее решении… конечно, неофициально.

— Сделаю, что смогу.

Человек протянул к нему сжатую в кулак руку. Он медленно разжал ее жестом фокусника, и на его ладони оказался синий камень. Пейден, обрадованный тем, что речь идет всего лишь об идентификации, взял камень и пригляделся к нему.

— Бирюза, — сказал он, вертя камень в пальцах. — Обработанная. — Он взял со стола лупу, вставил в глазницу и рассмотрел камень в увеличении. — Похоже, что это естественный камень, не стабилизированный и определенно не реконструированный, промасленный или вощеный. Превосходный образец, необычный по цвету и структуре. Очень необычный. Я бы сказал, что он стоит немалых денег, возможно, больше тысячи долларов.

— А что делает его таким ценным?

— Цвет. Бирюза по большей части имеет небесно-голубой цвет, нередко с зеленоватым оттенком. Но этот камень необыкновенно темный, темно-синий, почти фиолетовый. А это вкупе с сетчатыми золотыми прожилками — очень большая редкость. — Он вытащил лупу из глазницы и вернул камень агенту ФБР. — Надеюсь, эта информация вам полезна.

— Весьма полезна, — раздался вкрадчивый ответ, — но я надеялся, что вы, возможно, скажете мне о происхождении камня.

Пейден снова взял камень и на этот раз рассматривал его дольше.

— Могу определенно сказать, что это не Иран. Предположительно, это Америка, Юго-Запад. Поразительная