глухою ночью за стеной, у самой двери своей каморки она услыхала тихий шопот, сдержанный спор двух голосов. Она дернулась, вся подалась в сторону этого спора и, вслушавшись, узнала голоса Хун-Си-Сана и Пао.

В первое мгновенье ей показалось, что за дверью идет спор между двумя, из которых один пытался проникнуть к ней, а другой воспротивился этому, и она обрадовалась и даже улыбнулась в темноте. Но прислушавшись внимательней, она, не понимая слов, по бесстрастному, почти деловому тону тихого, сдержанного, опасливого разговора сообразила, что ошиблась. Она поняла, что там, по ту сторону тонкой дощатой перегородки сошлись и толкуют о чем-то не противники, не враги, а союзники и соумышленники. И наполняясь злобой и страхом, она не выдержала, она вскочила, в темноте протянула сжатые кулаки и закричала:

— Ли-Тян! Эй, спишь?!.

За перегородкой прошлепали торопливые шаги, продержалось мгновенное молчание. Лотом сонный, но встревоженный голос Ли-Тяна отозвался:

— Ты что киричи?

— Ничего… — сразу приходя в себя и успокаиваясь, ответила Аграфена. — Я так… Померещилось мне… Ничего, Ли-Тян!..

12

Ван-Чжен и Сюй-Мао-Ю, пробыв недолго в деревне, отправились на станцию и влезли в вагон. Поезд шел из Москвы, вагоны были переполнены пассажирами. Ван-Чжен и старик устроились на боковых местах и, притихнув, стали разглядывать своих спутников. Русские, чужие люди ехали по своим делам и громко разговаривали и весело смеялись. Русские, чужие люди недовольно поглядели на китайцев, устроившихся на своих местах, и затем перестали их замечать. И Ван-Чжен, и Сюй-Мао-Ю сжались, притихли и насупились.

Старик вздохнул и тихо сказал Ван-Чжену:

— Плохие люди. Плохо смотрят на китайцев… Злые люди.

Ван-Чжен наклонил голову и прищурил глаза:

— Да! Очень плохие!.. Они все, все такие. Мы для них, как собаки… Плевал бы я на них! Целый час… больше часу плевал бы я им в лицо!..

Поезд, покачиваясь и звеня, шел своей точно намеченной дорогой. В вагонах плелась обыдень вагонной, поездной жизни. Ван-Чжен украдкою смотрел на спутников, на пассажиров, слушал их говор и злился.

Но вот Ван-Чжен навострил уши. Он услыхал звуки родной речи. В соседнем отделении молодой голос произнес родные, китайские слова.

— Сюй! — встрепенулся Ван-Чжен. — Ты слышишь: наши!

Сюй-Мао-Ю вытянул шею в ту сторону, где слышались родные слова, и стал прислушиваться. Не было никакого сомнения — по-соседству помещались свои. Ван-Чжен и старик без всякого сговору торопливо юркнули в соседнее отделение вагона и увидели трех молодых китайцев, весело беседовавших о чем-то занимательном и важном. Гладко стриженные круглые головы склонились одна к другой и слегка покачивались от вагонной качки, от веселой беседы. Молодой смех изредка покрывал и сопровождал веселые слова.

Сюй-Мао-Ю прошел вперед Ван-Чжена и поклонился этим трем:

— Здравствуйте, юноши, так весело едущие своей счастливой дорогою!

— Здравствуйте, счастливцы! — повторил за ним Ван-Чжен.

Три головы поднялись, три лица враз повернулись в их сторону.

— Здравствуйте, товарищи!

Три голоса согласно и четко сказали: «товарищи».

Сюй-Мао-Ю зорко вгляделся в родичей. Молодые лица их с задорными усмешками и это «товарищи» смутили его и обеспокоили.

— Вы откуда? — осведомился он, пренебрегая обычаем. Один из трех в больших круглых роговых очках выпрямился и, тонко улыбаясь, с какою-то гордостью ответил:

— Мы из Москвы!.. Мы из самого главного города!

— Мы из самого лучшего, самого счастливого города! — подхватили остальные.

Сюй-Мао-Ю придвинулся к ним и сел на краешек скамьи.

— Вы куда? — заинтересовался он дальше, разглядывая юношей, их одежду, их багаж.

— Мы едем домой!.. В Китай!

— Домой?! — Сюй-Мао-Ю неодобрительно покрутил головою. — Дома вас ждет благополучие и радость… Но там, сказывают, льется кровь и жизнь стала беспокойной и опасной…

— Дома, — прибавил Ван-Чжен, протискиваясь на другую скамейку рядом с юношами, — ух, дома большая кутерьма идет!.. Воюют, режут друг друга! Не хорошо!..

— Там — революция! — спокойно объяснил юноша в очках, внимательно поглядывая на Ван-Чжена и старика. — Народ там добывает себе лучшую жизнь… Вы, видать, рабочие, вы должны понимать, что там происходит, дома!

— Мы, действительно, рабочие! — подхватил Сюй-Мао-Ю и протянул свои руки ладонями вверх. — Вот, посмотрите, вот руки, которые не устают работать… Всю жизнь, всю жизнь!.. Мы, действительно, рабочие, но мы не можем взять в толк, отчего на родине брат пошел на брата, сын на отца? Почему?..

— Если вы в самом деле рабочие, вы должны понимать, что к чему! — упрямо повторил юноша и его товарищи дружно закивали головами. — Вы должны понять!

— Я не понимаю! — лицемерно вздохнул Сюй-Мао-Ю. — Может, ты понимаешь, Ван? — повернулся он к Ван-Чжену.

— Да простят мне мои молодые друзья, я тоже не понимаю! — ответил тот. — Вот молодые друзья наши, видно, учены, они наверное все хорошо знают… Пусть они нам расскажут.

Юноши переглянулись и рассмеялись.

— Об этом долго рассказывать! Всей дороги не хватит, а вы, видать, едете недалеко?

— Мы едем недалеко! — подтвердил Сюй-Мао-Ю. — Мы работаем… Мы услыхали родной язык среди этого варварского, разбойничьего говора и нас потянуло к вам…

— Это вовсе не разбойничий язык! — почти обиженно запротестовал один из юношей.

— На этом языке написаны великие истины!

— Живая мудрость изложена этим языком, который ты, старик, называешь напрасно варварским!

— Не знаю! — упрямо стоял на своем Сюй-Мао-Ю. — Я не учен. Я с молоком матери впитал в себя родные слова. А это — чужое!..

Ван-Чжен наморщил лоб и вздохнул:

— Да… — протяжно вставил он. — Мы не учены, я и мой почтенный престарелый спутник Сюй-Мао-Ю.

— Не надо быть ученым для того, чтобы без злобы слушать чужой язык! — наставительно заметил юноша в круглых очках. — Рабочие люди, у которых мозоли на руках и которых угнетают богатые, разговаривают на разных наречиях, но они хорошо понимают друг друга…

— Я долю не мог научиться понимать этих свиней! — угрюмо и раздраженно запротестовал Сюй-Мао-Ю. — Мне стоило много трудов, мною насмешек я перенес, пока уразумел их проклятые собачьи слова!

— О, какой ты сердитый старик!.. Какой злой!

Юноши снова переглянулись и оборвали разговор. Сюй-Мао-Ю вздохнул. Посмотрел на Ван-Чжена, опять вздохнул и сказал:

— Я не хотел обидеть вас… Но мне непонятно, почему вы заступаетесь за них, за чужих, за их чужой язык?

— Да, почему? — подхватил Ван-Чжен.

Трое помолчали, поглядывая внимательно и изучающе на Сюй-Мао-Ю и Ван-Чжена. Казалось, они раздумывали: стоит ли отвечать. Наконец, тот, который носил очки и который до сего времени, главным образом, вел беседу, достал с верхней полки чемоданчик и, порывшись в нем, вытащил тоненькую книжку.

— Вот! — протянул он ее Сюй-Мао-Ю. — Если бы вы умели читать, в этой книге вы нашли бы настоящий ответ на все свои вопросы!

Старик уставился на книжку и кивнул головой в сторону Ван-Чжена.

— Я