– Его святейшество просто не понимает ирландских особенностей, – грустно сказал он.

– Конечно не понимает! – взорвался О’Тул. – Взгляните на это! – Он показал на одну из фраз в первом письме. – И на это! – Он ткнул пальцем во второе письмо. – А это просто из ряда вон! – Он схватил третье письмо, но тут же в отвращении швырнул его на стол.

Сомнений не оставалось: письма были не просто неприемлемы, они представляли собой прямое оскорбление. Ирландцы, если верить папе, были невежественным и распущенным народом, погрязшим в чудовищных и грязных пороках. Они были варварами, бескультурными, не знающими божественного закона. Из этих писем следовало, что не было ни семи сотен лет после прихода святого Патрика, ни великих монастырских школ, ни ирландских миссионеров, ни книги Келлса и других великих произведений ирландского христианского искусства. И его святейшество, похоже, был вполне доволен собой и уверен в своей правоте, если бросал ирландским епископам и правителям такие обвинения.

– Что он хочет этим сказать? Что замышляет? – резко спросил архиепископ.

Но Гилпатрик уже все понял. Он видел это с предельной ясностью. Ответ крылся в третьем письме, адресованном королю Генриху.

Поздравления. Вот точное слово. Понтифик посылал английскому королю поздравления за то, как замечательно он распространил свою власть на упрямую Ирландию, отвергавшую истинную христианскую веру. Более того, чтобы заслужить полное отпущение грехов, а это, безусловно, в первую очередь касалось прощения за участие в убийстве архиепископа Кентерберийского, король просто должен был продолжать усердно трудиться на этой ниве. Так Генрих получил все, чего хотел: не только прощение за убийство Бекета, но и благословение на Крестовый поход против Ирландии.

– Такое мог написать только английский папа! – сокрушался О’Тул.

Но как же Генриху удалось добиться этого? Ответ тоже содержался в письме. Папа пояснял, что слышал о весьма бедственном состоянии нравственности на западном острове, и слышал от весьма надежного источника, а именно от того священнослужителя, которого прислал к нему король Генрих. И разве его слова не подтвердил тот самый отчет, который ему доставили? Папа перечислил ряд оскорбительных безобразий: недозволенные браки, неуплата церковной десятины и все остальное, что совет в Кашеле внес в список. Вот только папа ни словом не упомянул о самом совете. Он явно понятия о нем не имел и не знал, что там уже были начаты реформы; и точно так же он как будто ничего не знал о большой работе, проделанной Лоуренсом О’Тулом и его сторонниками.

Вот когда Гилпатрик отчетливо увидел весь коварный замысел короля Плантагенета. Он просто обманул ирландских церковников, вынудив их составить тот проклятый отчет, а потом отправился с ним в Рим как с подтверждением бедственного положения дел в Ирландии. Все выводы совета он просто скрыл. А чиновники в Риме, которые все равно почти ничего не знали об Ирландии, нашли старое письмо папы Адриана. И мошенничество было состряпано. Налет английского короля на Ирландию с целью усмирить Стронгбоу превратился в Крестовый поход с благословения папы.

– И мы сами дали ему повод. Сами вынесли себе приговор, – чуть слышно прошептал Гилпатрик.

Это была дьявольская хитрость. Это было предательство. Блестящий урок политической игры, преподанный настоящим мастером своего дела.

IV

1192 год

В День святого Патрика, в 1192 году от Рождества Христова, в Дублине состоялось важное событие. Процессия из духовных лиц высокого ранга, возглавляемая архиепископом города, вышла из церкви Христа и направилась к южным воротам города. Среди ее участников был и отец Гилпатрик. В двух сотнях ярдов от ворот у дороги находился источник Святого Патрика, рядом с которым когда-то стояла крохотная церквушка. Теперь на ее месте высилось внушительное недостроенное здание. Своими величественными размерами и идеальными пропорциями в будущем оно вполне могло бы посоперничать с самой церковью Христа. В пристройке к этому зданию предполагалось открыть еще и школу, фундамент которой был уже заложен. Что до самой процессии, то стороннего наблюдателя могло бы удивить ее явное несоответствие этому будущему прекрасному сооружению, посвященному святому покровителю Ирландии. Дело в том, что архиепископа Дублинского, который и проводил освящение нового храма, звали Джон Комин, и он был англичанином.

Более того, все в этой обновленной церкви было теперь английским. Строили ее в модном нынче в Англии и Франции неоготическом стиле. В отличие от традиционной ирландской церкви, чья организация всегда имела монастырский характер, новая церковь Святого Патрика по замыслу архиепископа приобретала статус коллегиатской, то есть должна была управляться советом каноников согласно последним английским веяниям. Это была церковь для священников – не для монахов. К тому же почти все священники в ней были англичанами, а не ирландцами. И вряд ли от внимания людей могло ускользнуть то, что это новое английское здание для английского епископа строилось за городской стеной, в нескольких сотнях ярдов от старой церкви Христа, где монахи до сих пор с почтением и любовью вспоминали святого архиепископа О’Тула.

Сырой мартовский ветер ударил в лицо отцу Гилпатрику. Он думал о том, что, вероятно, должен испытывать благодарность. В конце концов, ему, ирландцу, английский архиепископ предложил стать одним из новых каноников.

– Все относятся к вам с большим уважением, – сказал ему Комин. – Я уверен, вы распорядитесь своим влиянием с должным благоразумием.

Гилпатрик понимал, что в такое непростое для его родины время он просто обязан принять предложение архиепископа. Но когда он смотрел на холм вдали, где когда-то стоял их древний родовой монастырь, и думал о человеке, с которым, не желая того, после освящения нового храма ему все-таки придется встретиться, он поневоле благодарил Господа хотя бы за то, что его бедный отец не дожил до этого дня.

В последние годы его отец не был счастлив. После приезда короля Генриха старый вождь видел, как постепенно рушится весь его мир. Самым страшным ударом для него стало решение нового церковного совета, согласно которому все наследные священнослужители, каким был и он сам, лишались не только своих должностей, но и всей собственности. Архиепископ О’Тул решительно отказался поступить так со стариком, но сердце его уже было разбито. Всего через полгода после кончины Лоуренса О’Тула смерть настигла и его самого. Он пошел прогуляться к древнему Тингмаунту, и там, рядом с гробницей его предка Фергуса, его хватил удар, и он упал замертво. Гилпатрик думал, что это был достойный конец для последнего из Уи Фергуса.

Вышло так, что его отец оказался последним вождем. Сам Гилпатрик, принявший обет безбрачия, наследников не имел. А у его брата Лоркана рождались только дочери, – возможно, это было чем-то вроде божественного наказания за то, что он женился на вдове брата. И таким образом мужская линия рода вождей, оберегавших Аха-Клиах еще до прихода святого Патрика, была готова прерваться.

Но осталось еще одно, последнее оскорбление, припасенное именно на этот день. И воистину великим божественным милосердием было то, что отца Гилпатрика не было здесь и он не мог увидеть того, что должен был сделать его сын после освящения.