Он протяжно вздохнул.

– Как странно... Иметь полную власть, возможность добиться чего угодно... в итоге отказывать себе в том, что желаешь, ради долга.

Луиза поняла, о чем он.

– Хорошо, что вы это понимаете, сын мой. А теперь вспомните о вашем непосредственном долге супруга. Клодия сказала, что не ляжет спать, пока вы не навестите её.

Клодия... Какая скука! Франциск негромко вздохнул.

– Наверняка она уже спит. Однако... я иду.

В прихожей королевской опочивальни несколько дежурных фрейлин Клодии чинно склонились перед ним в реверансе. Франциск обратил внимание на одну из них – совсем юную, черноволосую. Он поднял её головку за подбородок.

– Ха! Малышка Болейн, клянусь честью!

Она кокетливо улыбнулась в ответ на его внимание.

– Ваша матушка, сир, оказала мне честь, приставив в услужение к мадам Клодии. А королева говорит, что будет неплохо иметь в окружении кого-то, кто знает английский.

– Действительно, неплохо. Очень даже неплохо, – усмехнулся Франциск.

Вид хорошенького девичьего личика всегда приводил его в приподнятое расположение духа и, входя в спальню к жене, он даже что-то негромко напевал.

В парадной зале Луврского дворца, среди огромного стечения народа король Франциск I и вдовствующая королева Мария обменялись церемонными поклонами.

– Мадам, – задал ей Франциск формальный вопрос, – могу ли я считать себя королем?

И она ответила:

– Сир, я не знаю иного короля, кроме вас. В зале раздались аплодисменты.

Кое-кто поговаривал, что мадам Мари тяжело перенесла свое траурное затворничество – похудела, подурнела. Зато как же великолепно смотрелся Франциск I! Он взял руку королевы за самые кончики пальцев и провел через зал, вручив у дверей представителю Генриха VIII герцогу Саффолку, словно символизируя этим, что возвращает её под покровительство Англии. Франциск задержался на миг, наблюдая, какими они обменялись взглядами, словно сразу же забыли о его присутствии, и тихонько вздохнул. Он не сомневался, что как только за ними закроется дверь, они кинутся в объятия друг друга. Но он повернулся и пошел назад, туда, где на возвышении стоял трон. Сегодня же Франциск объявил, что двор отправляется на коронацию в Реймс...

Мэри была счастлива.

– Чарльз, скажи, что любишь меня!

И он говорил, снова и снова. Черт возьми, он и в самом деле любил её, раз решился обручиться с ней, вновь поставив свою жизнь, свободу и благополучие под угрозу! Мэри радостно кинулась ему на шею.

– Я ведь всегда знала, что однажды завоюю тебя. Но как подумаю, что пришлось пережить для этого!

Брэндон обнял её.

– Не думай больше о тех страшных днях – с ними покончено. Думай о будущем. О том, какое это чудесное будет будущее.

Мэри все ещё выглядела болезненно. Она казалась ему такой хрупкой, что Чарльз боялся даже сильно обнять её.

Пока их предполагаемый брак держался в секрете, Мэри теперь жила в своих апартаментах в Турнельском дворце и по-прежнему носила титул французской королевы. Во дворце теперь было тихо: вся знать и придворные уехали в Реймс на коронацию Франциска. Мэри даже была довольна этим. Ей надоело слышать смешки за спиной и пересуды о том, как прыткая вдова стремилась создать видимость беременности. Все восхищались Луизой, которая быстро раскусила план хитрой англичанки. Но теперь все отбыли, и Мэри огорчало лишь то, что и Чарльзу пришлось поехать на коронацию. Еще её несколько удивляла странная дружба между женихом и бывшим поклонником.

– Ты все равно этого не поймешь, – смеялся Брэндон в ответ на её недоуменные вопросы.

Хотя, в принципе, ей было все равно. Они поженятся с Чарльзом, и это главное. Мэри ждала его возвращения, но это ожидание было ей не в тягость – в ней жила надежда. Она коротала время, гуляя в парке, вышивая, мечтая о будущем. Среди её окружения не было ни дамы Нэвэр, ни баронессы Д’Омон, зато теперь в числе её фрейлин вновь появилась Джейн Попинкорт. Королева лично послала за ней в монастырь бернардинок, а так как Джейн уже поняла, что жизнь вдали от мира с её ограничениями совсем не для неё, то с удовольствием покинула обитель ради светской жизни. Теперь она даже удивлялась, как могла пойти на такой шаг, и уже спокойно рассказывала Мэри, в каком была горе, когда её любовник Лонгвиль сообщил о прекращении их отношений. Тогда она, будучи в отчаянии, сказала, что уйдет в монастырь, и Лонгвиль с явным облегчением принял её решение. Теперь же Джейн это казалось полным абсурдом, и она с радостью окунулась в роскошь придворной жизни, с удовольствием обсуждая с Мэри, как они вернутся в Англию. Джейн уже знала о предстоящем браке Мэри с Брэндоном и искренне радовалась за неё, хотя порой в тайне и побаивалась, чем обернется эта авантюра. Но ведь Брэндон всегда был счастливчиком, а им с Мэри благоволил сам король Франциск! К тому же у Джейн имелись и личные планы на будущее: она все чаще вспоминала о своем саффолкширском поклоннике Бобе Пейкоке и хотела поскорее встретиться с ним. Ведь Гэмфри Вингфильд не утаил от неё, что Боб по-прежнему любит её, а его отец оказал ей столь теплую встречу, что впечатлительная кокетка Джейн всерьез стала подумывать о браке и писала Бобу нежные письма.

Писала письма в Англию и Мэри: церемонные и официальные брату, более откровенные – Вулси. Она намекала, что внимание герцога Саффолка ограждает её от домогательств Франциска. Вулси поймет, к чему она клонит, особенно после того, как каждое письмо заканчивалось напоминанием об обещании её свободы выбора. Но ответных писем Мэри пока не получала, и это тревожило её. Но о плохом думать не хотелось.

Брэндон приехал в свите Франциска I во время его торжественного возвращения в свою столицу. С собой он привез ей письма от Генриха с заверениями в братской любви и надеждами на скорую встречу. Им надлежало готовиться к отъезду, и Мэри искренне радовалась этому. Правда, им следовало задержаться до тех пор, пока Брэндон окончательно не обговорит с Франциском все условия англо-французского договора. Хотя Брэндон и так понимал, что условия эти будут не в пользу Англии. Франциск явно дал понять, что, пощадив Брэндона и покровительствуя их браку с Мэри, он и так сделал достаточно, чтобы герцог Саффолк добивался от него ещё каких-то уступок. А значит, вина Брэндона перед Генрихом будет заключаться не только в том, что он без разрешения женился на Мэри, а ещё и в срыве дипломатической миссии. Поэтому жених французской королевы находился не в самом радостном настроении, но старался скрыть свои проблемы от неё. Ведь Мэри была так безмятежно счастлива, так рада! Её красота вновь расцвела, и Брэндон решил, что все же он – счастливый человек. К тому же у него оставалась надежда на Вулси. Когда-то Брэндон почти дал понять всесильному канцлеру, что имеет кое-что против него. Этим «кое-чем» было письмо Вулси к венецианскому дожу, и теперь Брэндон открыто написал, что отдаст письмо сэру Томасу, если тот возьмется стать его защитником перед королем. Это была выгодная сделка для них обоих, и Брэндон очень рассчитывал на неё.