— Но и это еще не все. Ну посуди сам. Когда Анастасию достались императорская корона и пурпурная накидка, а также все остальные регалии правителя Восточной империи, он получил их из рук епископа Константинополя. Обрати внимание: Анастасий лежал ничком в ногах епископа, в позе униженного proskynésis[155]. А что сделал Теодорих? Он захватил свой трон под громкие аплодисменты, за него проголосовал Сенат Рима. В отличие от Анастасия, он даже не просил Божьего благословения ни в какой церкви вообще. Его не короновали ни арианский епископ, ни, уж конечно, так называемый Папа. Представляешь, как это оскорбило всех христианских епископов, и особенно разозлилась одна высокопоставленная персона в Риме.

Позднее мы отправились в lupanar, где девушка-sere доставила мне такое изысканное удовольствие, что я чуть было не поддался соблазну приказать местным работорговцам доставить мне еще одну такую. У этой рабыни были экзотический цвет кожи и необычные черты лица, и вообще вся она была такой же мягкой, гладкой, глянцевой, как и шелк, который тоже доставляли сюда с ее родины. Красавица не говорила на человеческом языке, только щебетала как пташка, но она возместила этот недостаток своими любовными талантами. Эх, до чего же эта девушка была ловкая, ну прямо «женщина-змея». А еще я, едва взглянув на маленький бутон ее рта, сразу определил, что внизу она такая же тесная. Покидая lupanar, я спросил у leno Апостолида, не была ли эта sere строптивой по характеру, как все западные женщины с маленьким ртом.

— Вовсе нет, сайон Торн. Мне говорили, что у всех seres очень маленькие ротики, как вверху, так и внизу. У этой девушки, как мне дали понять, рот побольше, чем у большинства ее соплеменниц, отсюда следует, что у нее дружелюбный и приветливый нрав. Однако вполне возможно, что и остальные ее сестры не такие злобные, какими обычно бывают западные женщины. Кто знает? Но, акх! Только представь, какие тесные они внизу!

В любом случае я воздержался от покупки красотки seres, решив, что не стоит тратить деньги на столь фривольные развлечения. Итак, после того как я покинул Новиодун, моя лодка была нагружена более подходящими для обучения мальчиками и девочками, преимущественно хазарами, хотя там было также несколько греков и черкесов. Чтобы не терять зря времени (а мы долго плыли вверх по течению), я начал обучать их основам латыни, чтобы мои рабы узнали хоть что-то полезное, прежде чем я вверю их заботам преподавателей в Новы.

* * *

Когда я вернулся в Равенну по вновь уложенной, удобной и гладкой Виа Попилиа, этот город уже значительно изменился к лучшему. Его рабочий пригород Кесария, прежде бывший жалким и вонючим, стал гораздо чище. Акведук поставлял по трубам питьевую воду, а также воду для фонтанов, которые до этого уже долгое время не работали. Этот новый водный поток словно освежил камень, кирпич и плитку города, да к тому же в Равенне началось строительство нескольких весьма впечатляющих зданий. Самыми заметными среди них были дворец Теодориха и арианский собор, который король пообещал возвести епископу Неону, хотя этот достойный человек к тому времени уже умер.

Высокая центральная часть дворца Теодориха в подражание Золотым Воротам города, где он провел свое детство, имела три высокие арки. На треугольном тимпане между верхушками арок и пологой кровлей была высечена фигура короля верхом на коне. С обеих сторон от центрального здания тянулись два этажа примыкающих к нему высоких крытых галерей, внизу было три арки, вверху — пять. На всех верхних арках планировалось установить статуи, изображающие Победу. Скульпторов доставили из Греции, и они уже начали работу. Часть скульпторов работала над огромной группой фигур, которую предполагалось установить на самом верху крыши. Центром композиции была статуя Теодориха на коне, с копьем и щитом в руках, а по сторонам от него стояли две женские фигуры, изображающие Рим и Равенну; весь этот ансамбль планировалось покрыть листовым золотом. После завершения работы скульптура стала такой высокой, что ее золотое сияние было видно мореходам, заходившим в гавань Классис из Адриатического моря.

Собор Святого Аполлинария, названный так по имени одного из первых и наиболее прославленных епископов арианской веры, стал самой большой арианской церковью в мире. Насколько я знаю, он и по сей день является таковым. Собор этот также обладает одной замечательной особенностью, которой я нигде больше в христианских храмах не встречал. На стенах огромного зала с двадцатью четырьмя колоннами висят прекрасные мозаичные панели, украшенные светящимися фигурами на темно-синем фоне. На правой стене, там, где творят молитвы мужчины, расположены мозаичные фигуры Христа, апостолов и других святых — словом, всех обычных библейских персонажей-мужчин. А вот на панели, находящейся напротив, в том крыле, где во время богослужений стоят женщины, представлены женские фигуры: Дева Мария, Магдалена и другие из числа тех, кто упомянут в Библии. Я не знаю ни одной другой христианской церкви, в которой с таким уважением отнеслись бы к женщинам.

И еще одна особенность: все работы, которые проводились в Равенне, поражали своей сложностью, размахом и стремлением сделать город по-настоящему пригодным для жизни. Взять хотя бы осушение ядовитых, вонючих, кишащих паразитами болот. Тысячи людей и сотни быков вспахивали их и прокладывали борозды с высокими отвалами — вода уносила пену в только что прорытые, а потому глубокие канавы, затем в еще более глубокие рвы, а оттуда — в обложенные камнем и тем уникальным материалом из вулканического песка постоянные каналы, по которым она в конечном счете попадала на морское побережье. Это была работа длительная, рассчитанная, возможно, на десяток лет. Но даже когда я впервые увидел драги за работой, многие уличные каналы в Равенне уже несли воду почти такую же чистую и лишенную всякого запаха, какой она поступала по трубопроводу в дома и в фонтаны.

Моим проводником по городу, который и показал мне все это, стал молодой Боэций, magister officiorum. В число его обязанностей входил также подбор специалистов — архитекторов, художников, скульпторов; иногда их приходилось привозить издалека.

— А это, — гордо сказал он, показывая на еще одно грандиозное строящееся сооружение, — будет мавзолей Теодориха. Да подарит Фортуна нашему королю еще много лет, прежде чем мавзолей ему понадобится.

Я с интересом разглядывал крепкое, прочное сооружение из множества мраморных блоков. Снаружи мавзолей насчитывал два этажа и десять граней, но внутреннее помещение имело сферическую форму и должно было увенчаться куполом.

— Однако это будет не совсем обычный купол, — пояснил Боэций. — Один массивный кусок мрамора, которому скульпторы придадут округлую форму. Вон он лежит. Этот огромный монолит доставили сюда из каменоломен Истрии — ох и пришлось с ним повозиться, — и, полагаю, если бы эту глыбу можно было взвесить, ее вес составил бы, наверное, шесть сотен либров.

— Теодориху будет довольно уютно спать под ним, — заметил я. — Во всяком случае, у него наверняка будет там достаточно места, чтобы как следует вытянуться и свободно ворочаться во время сна.