это стати ему понадобились подписи отца? У нас в стране, слава богу, равноправие!»

Она ударяла кулаком по столу, а между тирадами всякий раз вставляла: «Но, по правде, на второй год ты ведь не останешься? Да?»

Мартина заверила маму, что по правде на второй год я не останусь. Маму это успокоило. А поскольку женщины и мужчины равноправны, ей захотелось поставить шесть своих подписей вместо папиных. И деду захотелось поставить шесть подписей за папу, ведь его, как и папу, зовут Рудольф Хогельман.

— А внизу я подпишу: «Дедушка», — весело сказал дед. — А не понравится им это, тогда, тогда…

— …тогда я сама пойду в школу, — заявила мама, — и он у меня узнает, что такое равноправие!

Настроение у нас резко поднялось. Тут вернулся с чьего-то дня рождения Ник. Мы прикусили языки, так как никогда нельзя знать наперед, что Ник передаст папе или королю Куми-Ори.

Дед успел шепнуть мне на ухо:

— Вольфи, когда твоя Серота Хаслингер поправится, я схожу к нему. Или лучше я… Впрочем, ладно, знаю, как поступить. В любом случае дело у нас пойдет на лад!

Ник уловил обрывок последней фразы. Он всегда слышит все, что ему слышать не следует.

— Какие дела? Какие дела? — спросил он. — Я тоже хочу знать! О каких таких делах вы тут говорили?

— Мы говорили о том, — раздельно произнес я, — каким образом лучше всего закупоривать, законопачивать и зашивать ушки маленьким мальчикам.

Ники расхныкался. Я подарил ему жевательную резинку, потому что сам себе показался последней свиньей. Ник, по сути, славный малый. А то, что он не разобрался в сложившейся ситуации, в его возрасте не мудрено.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ИЛИ № 9

согласно периодизации учителя немецкого

Мартина верит в Ромео и Джульетту. — Звонок от фрау Шестак. — Воспоминания в сумерках.

С тех пор как мама и дед узнали о конфликте с Хаслингером, у меня гора с плеч свалилась. К тому же я совершенно перестал бояться, так как спокойно мог решить любое уравнение. Я прорешал весь задачник, каждый пример. А в примерах с дробями я без пяти минут гений, сказала Мартина.

Мы решали как очумелые. Мартина пришла к выводу, что для нее самой это просто благо. Умственная работа поможет ей быстрее залечить душевную травму, нанесенную Бергером Алексом. Этот Бергер Алекс был, как говорится, самым крупным разочарованием в ее жизни.

— Надо быть справедливыми, — сказала Мартина. — В случае с Алексом нельзя всю вину валить только на папу, хотя оп и занял неверную позицию. Если бы Алекс любил меня по-настоящему, он продолжал бы любить меня, несмотря на все домашние неурядицы, — вспомни Ромео и Джульетту!

Их имена не больно много мне говорят. Я знаю только, что они оба в финале пьесы каким-то образом покончили с собой. Поэтому я был рад, что Мартина разлюбила Алекса.

— Но папа все равно не прав, — продолжила Мартина, — потому что он ополчился на, Алекса из-за его длинных волос и круглых дешевых очков. А кто судит о людях по таким чисто внешним признакам, тот далек от справедливости!

Недостаток Алекса, по мнению Мартины, состоит в том, что он еще не созрел для отношений «Он — (- Она». Я в этих делах ни бум-бум. Но мне было до чертиков приятно, что у нас с Мартиной такие хорошие отношения «Он — |- Она» и что это = (равняется) ежедневным занятиям по математике.

Хаслингер все еще болел, у него какая-то штуковина в

печени — долгая канитель. По математике у нас теперь молодой учи

тель, вот уж кто молодчага! Меня он считает хорошим учеником. После того как Славик Берти сказал ему, что я в классе самый никудышный, он полез в мою тетрадь. И слегка ошалел. Как он выразился, для него это кроссворд. У одноклассничков челюсти отвисли от изумления. Они загалдели: со мной, должно быть, занимался маг и чародей. А Шестак, самый слабый в классе, если не считать меня, долго выклянчивал адрес чудо-репетитора. Он никак не хотел верить, что со мной занималась только моя сестра. Шестак сказал:

— Ну, поздравляю. Теперь все видят, что потрясный симпомпончик еще и в математике петрит дай бог каждому!

Я в душе порадовался, что мою сестру считают потрясным симпомпончиком.

Как-то — дело было вечером — у нас зазвонил телефон, а папа в это время шел из кухни через прихожую, держа в руках проросшую картошку. Он взял трубку.

— 46-65-625. Хогельман у аппарата, — отрапортовал он.

Папа по телефону всегда так обстоятельно докладывается. Странно, что он еще и адрес не называет.

Он напряженно приник к трубке, и на лице его появилось выражение полной растерянности. Через каждые две секунды он повторял: «Да, да, фрау Шестак» и «Ну что вы, ну что вы, фрау Шестак». Наконец он сказал:

— Целую ручку, фрау Шестак, всего доброго, фрау Шестак, — и повесил трубку.

Мы знаем только одну фрау Шестак — мать Шестака, с которым я учусь. Папа всегда адски любезен с Шестаками, потому что господин Шестак — директор автостраха. Но не того, где служит папа.

Положив трубку, папа перевел взгляд на нас, затем он откашлялся. Заметно было, что с нами он разговаривает через силу. Он сказал:

— Яс фрау Шестак говорил!

Надо же, а мы и не догадывались! Особенно после того, как он только что раз сто произнес «фрау Шестак».

Далее папа сказал:

— По всей видимости, моя дочь гениальная репетиторша! Но разве в этом доме можно хоть что-нибудь друг от друга узнать? Стоишь, понимаешь, у телефона как круглый идиот и ни черта не понимаешь! В принципе я против того, чтобы несовершеннолетние девочки зарабатывали деньги. Лучше бы Мартина больше внимания уделяла занятиям. Она еще тоже всех высот не достигла. Но мне пришлось сделать исключение — только ради семьи Шестак! — Папа в упор взглянул на Мартину: — Завтра позвонишь фрау Шестак и обговоришь с ней все в подробностях! Деньги положишь на сберкнижку!

Мартина сделала большие глаза:

— Что я должна обговорить? Какие такие деньги?

Папа уже двигался к своей комнате. Он обернулся:

— Со следующей недели ты будешь заниматься по математике с Титусом Шестаком. А деньги, которые за это получишь, пойдут на сберкнижку! — Уже держась за ручку двери, он добавил: — Во всяком случае, часть денег! — И скрылся в своей комнате.

— Папа, папа! — закричал Ник. — Ты забыл королевский ужин!

Возле телефона лежала проросшая картошка. Ник взял картошку и помчался к папе. Я слышал, как папа сказал:

— Спасибо, мой дорогой сыночек!

Мартина рвала и метала. Она ничего не