ли и посмеем ли описать всю мерзость, в которой мы жили (недалёкую, впрочем, и от сегодняшней)? И если мерзость эту не полновесно показывать, выходит сразу ложь. Оттого и считаю я, что в тридцатые, сороковые и пятидесятые годы литературы у нас не было. Потому что безо всей правды — не литература. Сегодня эту мерзость показывают в меру моды — обмолвкой, вставленной фразой, довеском, оттенком, — и опять получается ложь». Вот такой насквозь лживой и была вся советская юридическая литература по теории государства и права. Таким образом, в недавнем прошлом все владельцы диплома юриста Советского Союза во главе с Институтом государства и права АН СССР не смогли затмить то, что сделали на этом поприще только один бард — Владимир Семёнович Высоцкий (1938–1980), один поэт — И.А. Бродский, один писатель — А.И. Солженицын и один физик — А.Д. Сахаров. Правда, трое из упомянутых лиц стали лауреатами Нобелевской премии, но не счесть при этом сколь много безвестных физиков и лириков беззаветно сражались за достоинство, свободу и права человека в этой жестокой стране.

А где же были и чем занимались в это время советские известные и малоизвестные «наперсники добра и справедливости»? Частично, ответ на этот вопрос дается в книге «Записки адвоката», которая принадлежит перу одной из наиболее правоверных защитниц советских диссидентов, адвокату Дине Исааковне Каминской (1919–2006). В частности, она привела весьма примечательный эпизод увольнения из Института государства и права АН СССР своего супруга, известного ученого правоведа, Константина Михайловича Симиса (1919–2006). Так, 19 мая 1977 г. последнего скоропалительно вызвали в институт для, якобы, составления справки по проекту новой (впоследствии принятой) Конституции СССР. После завершения подготовки упомянутого документа, он был приглашен на заседание ученого совета, на повестке дня которого стоял один вопрос… об его увольнении. Подлинной же причиной оного стала подготовка Симисом к изданию книги «СССР — страна коррупции». И это при всём том, что масштабы теневой экономики обрели в те годы угрожающие размеры. Так, по некоторым подсчетам в ней было задействовано около 20–30 миллионов человек. Естественно, что весь этот класс советских теневых «дельцов» платил вполне определенную мзду за политическое прикрытие своим покровителям, располагавшимся на всех этажах советской номенклатурной лестницы. Этот процессе и стал питательной средой для масштабной коррупции в СССР, которую сделал предметом своего научного исследования Симис.

Иными словами, причиной увольнения из советского научно-исследовательского учреждения стало выполнение ученым своего профессионального долга: вычленить язвы и вскрыть пороки существующего общества. Последнее же, как известно, было несовместимо с сутью советской «юриспруденции». В данном случае, увольнение с места научного приложения сил стало лишь конкретной формой воплощения этой несовместимости в традиционную советскую действительность. При этом лишение человека любимой работы произошло, как всегда это было в СССР, подло и низко. Вот, как описывает обстоятельства этой лицемерной акции Д.И. Каминская: «Приказ о его увольнении был вывешен в тот же день. Оказывается, в то время, пока муж работал над срочными справками, заведующий его сектором сидел в соседней комнате и готовил проект этого приказа. Более всего меня в этой истории поразило и даже больше всего огорчило то, что ученый, доктор наук, юрист, человек, с которым у мужа все 11 лет совместной работы были прекрасные отношения, вел себя как мелкий оперативный работник. Как мог он согласиться играть столь неблаговидную роль! Почему не решился сказать мужу прямо правду и о том, куда едут и зачем едут?…». Думается, что сей вопрос многоопытного адвоката носит исключительно риторический характер. Ибо, подобное поведение было весьма характерным для абсолютного большинства советской «интеллигенции». В чём-чём, а уж в умении закрывать глаза на происходящую вокруг подлость многие из них были большие доки. Может быть в этом и заключалась главное отличие советской «интеллигенции» от российской, нетерпимость которой к подлости своего правительства ярко дала о себе знать, например, в знаменитом обращении «К русскому обществу», которое увидело свет 30 ноября 1913 г. в петербургской газете «Речь» в связи с «делом Бейлиса».

Видимо, к советской «интеллигенции» прежде всего и был обращён упрек А.И. Солженицына, который писал «что в выбивании миллионов и в заселении ГУЛАГа была хладнокровно задуманная последовательность и неослабевающее упорство. Что пустых тюрем у нас не бывало никогда, а либо полные, ибо чрезмерно переполненные. Что пока вы в своё удовольствие занимались безопасными тайнами атомного ядра, изучали влияние Хайдеггера на Сартра и коллекционировали репродукции Пикассо, ехали купейными вагонами на курорт или достраивали подмосковные дачи, — а воронки непрерывно шныряли по улицам, а гебисты стучали и звонили в двери». Об этом же писал и В.К. Буковский, подчеркивая, что «разве… кто-то не знал, не понимал, что любые их таланты и достижения будут использованы режимом только во вред людям! Разве непонятно было, что, не решив этих проблем, взваливать их на детей, по меньшей мере, бессовестно? Из них, как и из вас, просто сделают со временем или палачей, или жертв — ведь ничего другого этот чудовищный конвейер произвести не мог. И точно: лет через двадцать этих самых детей, зачатых в самообмане, для оправдания собственного бесстыдства, погнали в Афганистан, чтобы убивать или быть убитыми. Тупо молчала страна, привычно трусили на службу, к своим книгам и диссертациям, их папы и мамы… Вот и долюбовались собой: теперь и книг, и докторских диссертаций, всего того интеллигентского самовыражения, коим и оправдывались, хоть пруд пруди, а страна гибнет. И нет в них ни тени раскаяния. Куда там! Виноват кто угодно, только не они».

Но, видимо, надо признать, что из всех представителей так называемых «интеллигентских» профессий наиболее тяжкая вина в проявлении беспринципности, бездушности и политической конъюнктурности всё же лежит на советских «правоведах». Наиболее выразительной характеристикой «правовой» составляющей в культуре последних стало то, с какой незавидной поспешностью многие из них поменяли содержание своих высказываний, статей и книг после распада СССР на прямо противоположное. Больно при этом наблюдать, как те же самые люди, принадлежащие в недавнем прошлом к одной школе советского права, ныне ожесточенно спорят друг с другом о том, кто более всего прав в своей исторической правоте о праве их республик на независимость. И вот в таком суесловии, по сути, прошла вся их жизнь… мимо добра, мимо справедливости и мимо Права.

Некогда австрийский юрист, профессор гражданского судопроизводства Венского университета Антон Менгер (1841–1906) с грустью именовал юриспруденцию самой отсталой из всех наук, «сравнимой разве что с захудалым провинциальным городом, в котором донашивают платья, давно вышедшие из моды в столице». Отчасти вынужден согласиться с этой нелицеприятной оценкой: в области творческого потенциала и научных открытий отечественной юриспруденции действительно не угнаться за другими научными дисциплинами. Но дать теоретическое обоснование террора, насилия, разрушения личности, народа, государственности, а затем в том же составе, с теми же регалиями и таким же рвением обслуживать прямо противоположный исторический процесс и при этом посылать непрерывные сигналы о готовности поддержать любой иной политический эксцесс — то, что