Все условия его появления на свет имеются налицо, и вся эта совокупность его условий составляет становление, понятие или в-себе-сущее появление его на свет. Круг произведений искусства объемлет формы отрешений абсолютной субстанции; в форме индивидуальности эта субстанция есть некоторая вещь, сущий предмет чувственного сознания, – чистый язык или становление той формы, наличное бытие которой не выступает за пределы самости и есть только исчезающий предмет, – непосредственное единство со всеобщим самосознанием в его вдохновении, и опосредствованное единство в отправлении культа, – прекрасная, наделенная самостью телесность, и, наконец, возведенное в представление наличное бытие и разрастание его до некоторого мира, слагающегося в конечном итоге во всеобщность, которая есть точно так же чистая достоверность его самого. Эти формы и, с другой стороны, мир [юридического] лица и права, опустошающая дикость освобожденных стихий содержания, а равным образом мысленное лицо стоицизма и безудержный непокой скептического сознания составляют периферию тех формообразований, которые, выжидая и теснясь, окружают место рождения духа, возникающего в качестве самосознания; всепроникающая скорбь и тоска несчастного самосознания – их средоточие и общие родовые муки его появления на свет, [т. е.] простота чистого сознания понятия, которое содержит указанные формообразования как свои моменты.

У этого понятия две стороны, которые выше представлены как два обращенных положения; одно гласит, что субстанция отрешается от себя самой и становится самосознанием, а другое, наоборот, что самосознание отрешается от себя самого и делает себя вещностью или всеобщей самостью. Обе стороны таким образом встретились, и благодаря этому возникло их истинное соединение. Отрешение субстанции, ее превращение в самосознание выражает переход в противоположное, бессознательный переход необходимости, или выражает то, что она в себе есть самосознание. Наоборот, отрешение самосознания выражает то, что оно в себе есть всеобщая сущность, или, – так как самость есть чистое для-себя-бытие, которое в своей противоположности остается у себя, – оно выражает то, что как раз для него субстанция и есть самосознание и именно в силу этого – дух. Об этом духе, который покинул форму субстанции и вступает в наличное бытие в форме самосознания, можно поэтому сказать, – если пользоваться отношениями из области естественного рождения – что у него есть действительная мать, но в-себе — сущий отец; ибо действительность или самосознание, с одной стороны, а в-себе[-бытие] как субстанция – с другой, суть оба момента его, благодаря взаимному отрешению которых, когда каждый из них превращается в другой, он вступает в наличное бытие как это их единство.

Поскольку самосознание односторонне постигает только свое собственное отрешение, – хотя, следовательно, его предмет есть уже для него и как бытие, и как самость, и хотя оно знает всякое наличное бытие как духовную сущность – постольку для него тем не менее еще не открылся истинный дух, поскольку бытие вообще или субстанция, с своей стороны, точно так же в себе не отрешилась от себя самой и не стала самосознанием. Ибо в таком случае всякое наличное бытие только с точки зрения сознания есть духовная сущность, а не само в себе. Дух таким образом только внушен наличному бытию; это внушение есть экзальтированность, которая приписывает иной внутренний смысл как природе, так и истории, как миру, так и мифическим представлениям прежних религий, – иной смысл, нежели тот, в каком они непосредственно представились сознанию в своем явлении, и, что касается религий, иной смысл, нежели тот, какой видело в них самосознание, религиями которого они были. Но это значение есть заимствованное значение и есть облачение, которое не покрывает наготы явления и не приобретает веры и уважения, а остается ночным мраком и собственным экстазом сознания.

Для того, следовательно, чтобы это значение предметного не было голым воображением, оно должно быть в себе, т. е. оно должно, во-первых, возникнуть для сознания из понятия и раскрыться в своей необходимости. Так в силу своего необходимого движения знающий себя самого дух возник для нас через познавание непосредственного сознания или сознания сущего предмета. Это понятие, которое, будучи непосредственным, для своего сознания имело также форму непосредственности, сообщило себе, во-вторых, форму самосознания в себе, т. е. согласно именно необходимости понятия, – это понятие в качестве бытия или непосредственности, которая есть бессодержательный предмет чувственного сознания, отрешается от себя самого и для сознания становится «я». – Но непосредственное «в себе» или сама сущая необходимость отличается от мыслящего «в себе» или познавания необходимости, – различие, которое, однако, не находится в то же время вне понятия; ибо простое единство понятия есть само непосредственное бытие; это понятие в такой же мере есть то, что отрешается от себя самого, или есть становление созерцаемой необходимости, в какой оно в ней находится у себя и в какой знает и постигает эту необходимость. – Непосредственное в-себе[-бытие] духа, который сообщает себе форму самосознания, означает не что иное, как то, что действительный мировой дух достиг этого знания о себе; тогда только это знание входит также в его сознание и выступает как истина. Как он достиг этого, разъяснено уже выше.

Сообщение абсолютным духом себе формы самосознания в себе, а тем самым и для своего сознания, приобретает теперь такой вид, что сознание есть вера мира в то, что дух налично есть как некое самосознание, т. е. как некий действительный человек, что он существует для непосредственной достоверности, что верующее сознание видит, осязает и слышит эту божественность. Таким образом, это – не воображение, а то, что действительно присуще сознанию. Сознание в таком случае исходит не из своего «внутреннего», не из мысли, соединяя внутри себя мысль о боге с наличным бытием, а оно исходит из непосредственного наличного бытия и познает в нем бога. – Момент непосредственного бытия имеется налицо в содержании понятия таким образом, что религиозный дух в возвращении всей существенности в сознание стал простой положительной самостью, точно так же как действительный дух как таковой есть в несчастном сознании именно эта простая, обладающая самосознанием негативность. Самость налично сущего духа имеет в силу этого форму совершенной непосредственности; она установлена не как мысленное или представленное и не как созданное, как это имеет место для непосредственной самости, с одной стороны, в естественной, а с другой – в художественной религии. Нет, этот бог чувственно созерцается непосредственно как самость, как некий действительный отдельный человек; только так он есть самосознание.

Это вочеловечение божественной сущности, или то обстоятельство, что она по существу и непосредственно имеет форму самосознания, составляет простое содержание абсолютной религии. В ней сущность знают как дух, или: эта религия есть сознание духа о том, что он дух. Ибо дух есть знание себя самого в его отрешении от себя, сущность, которая есть движение, направленное на то, чтобы она в своем инобытии сохраняла равенство себе самой. Но это есть субстанция, поскольку последняя в своей акцидентальности рефлектирована точно так же в себя, не равнодушна к инобытию как к чему-то несущественному и, следовательно, находящемуся в чем-то чуждом, а существует в нем внутри себя, т. е. поскольку она есть субъект или самость. – Вот почему в этой религии божественная сущность дана в откровении (ist geoffenbard). Ее откровение (Offenbarsein) состоит явно (offenbar) в том, что знают, что она такое. Но ее знают именно потому, что ее знают как дух, как сущность, которая по существу есть самосознание. – Для сознания в его предмете тогда есть нечто тайное, когда предмет для него есть нечто иное или чуждое и когда оно не знает, что он есть оно само. Эта тайность исчезает, когда предмет сознания есть абсолютная сущность как дух, ибо при этом условии предмет выступает в своем отношении к сознанию как самость; т. е. сознание непосредственно знает в нем себя, или: оно в нем дано себе как откровение. Оно само дано себе как откровение только в собственной достоверности себя; указанный предмет его есть самость, но самость не есть что-либо чуждое, а есть нераздельное единство с собою, непосредственно всеобщее. Она есть чистое понятие, чистое мышление или для-себя-бытие, которое непосредственно есть бытие и тем самым бытие для другого, и в качестве этого бытия для другого оно непосредственно возвращается в себя и есть у себя самого; оно, следовательно, есть то, что подлинно и единственно дано как откровение. Благое, справедливое, святое, творец неба и земли и т. д. суть предикаты некоторого субъекта, всеобщие моменты, которые в этом пункте имеют свою опору и суть только в возвращении сознания в мышление. – Когда их знают, основа и сущность их, сам субъект, еще не даны как откровение, и точно так же определения всеобщего суть не само это всеобщее. Но сам субъект, а тем самым и это чистое всеобщее даны как откровение в качестве самости; ибо самость есть именно то рефлектированное в себя внутреннее, которое непосредственно налично и есть собственная достоверность той самости, для которой оно налично. Быть, согласно своему понятию, предметом откровения – это, таким образом, и есть истинное формообразование духа; и это его формообразование, понятие, точно так же есть единственно его сущность и субстанция. Дух знают как самосознание, и он непосредственно есть для последнего предмет откровения, так как он есть само это самосознание; божественная природа есть то же, что и человеческая, и именно это единство и созерцается.