Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу садиться.
— Спасибо, — промолвил могучий шеф особых отделов. Он повел крутыми плечами и опустился на стул.
— Чем могу служить? — проговорил Рокоссовский, захлопывая папку с документами.
— Прежде чем приступить к делу, ради которого я приехал, я хотел бы, чтобы вы, товарищ маршал, не обижались на меня за тот разговор, произошедший между нами в 1939 году. — Абакумов скупо улыбнулся.
— А вы разве его не забыли, Виктор Семенович?
— Нет, не забыл, Константин Константинович.
— Я на вас зла не держу, — лаконично произнес Рокоссовский. — Что было, то быльем поросло. Я на эту тему говорить не люблю.
— Я об этом знаю.
— Вот и хорошо, — тень улыбки пробежала по лицу маршала.
— А теперь обратимся к тому, что привело меня к вам. — Абакумов достал из кожаного портфеля папку и раскрыл ее на приставном столике. — У контрразведки не так давно появилось необычное дело. Я пришел к выводу, что без вашего участия заниматься им пока не следует. — Он не сразу раскрывал карты и упивался тем, что может поставить маршала в щекотливое положение. Затем, устремив взор на Рокоссовского, сказал: — Вы хорошо знаете Андрея Белозерова?
— Да, это мой лучший друг, — ответил маршал, откинувшись на спинку стула. — С ним что-то случилось?
— Когда войска вашего фронта освободили, военнопленных лагеря «Сталаг», — внушительно говорил Абакумов, — то среди американских и английских офицеров почему-то оказался и Андрей Белозеров.
— Как он туда попал? — вырвалось у Рокоссовского.
— Для нас это загадка, и мы ею занимаемся, — с довольным видом сказал Абакумов, — По версии Белозерова, его немцы взяли в плен в бессознательном состоянии.
— Когда? — маршал напряженно посмотрел на генерала.
— Как он утверждает, это было в Белоруссии, в деревне Пятый Бор, в мае 1944 года во время блокады.
— Как его здоровье? — спросил Рокоссовский.
— У него были перебиты обе ноги, но немцы, видимо, неплохо за ним ухаживали, и он теперь чувствует себя вполне прилично.
— Андрей для меня больше, чем друг, — задумчиво сказал Рокоссовский. Он посмотрел на генерала, словно изучая, чего от него можно ждать, и заинтересованно спросил: — Виктор Семенович, что вы еще можете сказать о Белозерове?
Генерал всем видом показывал, что он доволен тем, что добился расположения маршала и ведет с ним разговор на равных. До встречи с ним он не был уверен, что этот знаменитый теперь полководец, пользовавшийся уважением самого Сталина, не пошлет его подальше за все прошлые мучения, к которым он тоже причастен.
— Об этом человеке нам известно все, начиная с того, как он воевал в Гражданскую, как сидел в тюрьме, какие давал показания на вас, как попал в штрафной батальон, — словом, мы изучили его дело досконально.
— Курите? — уточнил Рокоссовский, прикуривая.
— Спасибо. — Абакумов взял из протянутого портсигара папиросу, прикурил и с удовольствием затянулся. — У нас насчет Белозерова очень много сомнений и подозрений.
— В чем вы сомневаетесь? — спросил маршал, выпустив дым в сторону окна.
— Он ведет себя как человек, который намеренно что-то скрывает, — весомо ответил Абакумов. — Но у нас этот номер не пройдет. Не хвастаясь, могу сказать, что пока такое еще никому не удавалось.
Рокоссовский, сам того не желая, вспомнил некоторые яркие эпизоды допросов в тюрьмах НКВД. Ему хотелось встать из-за стола, подойти к этому наглому верзиле и залепить пощечину. Но он взял себя в руки и, избегая колючего взгляда генерала, спокойно спросил:
— И все-таки в чем вы сомневаетесь?
— Мы подозреваем, что он сдался в плен добровольно, а за это полагается по нашим законам до десяти лет, — говорил убежденно Абакумов. — Мы не можем понять, почему он сидел в лагере вместе с офицерами наших так называемых союзников. Мы не понимаем, зачем ему понадобилось изучать английский язык, которым он овладел в совершенстве. У нас есть и другие вопросы, но они являются второстепенными.
— А наши пленные сидели вместе с ним?
— Да, около десятка человек.
— Они тоже под подозрением?
— Да, все до единого.
— Андрей Белозеров сам признался, что он советский офицер?
— Да, сам. Англичане и американцы уговаривали его остаться с ними, но он настоял, чтобы его забрали наши.
— Что вы намерены с ним делать? — пристально посмотрел на Абакумова Рокоссовский.
— Перед нами поставлена четкая задача нашей партией и государством, и мы ее будем выполнять, — заявил Абакумов. — Не зря же нашу организацию называют «СМЕРШ». Нам видится, что дело Белозерова не лишено перспективы.
Эти слова генерала резанули по сердцу маршала, словно ножом. «Неужели снова будет дан ход «перспективным» делам?» — с горечью подумал он, не зная, что предпринять для спасения друга.
Но по мере определения опасности, которая снова нависла над Андреем, он неумолимо двигался к убеждению: во что бы то ни стало он обязан спасти Белозерова. И если его снова запрячут в тюрьму, а, судя по всему, особистам это не составит большого труда, то жизнь его, Рокоссовского, до конца дней будет омрачена.
— Виктор Семенович, — сказал он, переступая через самого себя. — Я уверен, что Белозеров ни в чем не виноват. — Рокоссовский некоторое время помолчал. — Вы не могли бы отпустить его под поручительство? Я готов написать любой документ, где будет сказано, что отвечаю за него, как за самого себя.
— Константин Константинович, я за этим и приехал, — произнес Абакумов, улыбнувшись. — Вы меня простили, скажем так, за недоразумение 39-го года, а я вам делаю другую услугу — под вашу ответственность отпускаю на все четыре стороны вашего друга Андрея Белозерова.
— Спасибо, Виктор Семенович.
— И вам спасибо, что сняли у меня камень с сердца, — произнес Абакумов, в душе торжествуя, что хоть таким способом он одержал верх над Рокоссовским. Он уже давно спал и видел себя на самом верху служебной пирамиды НКВД. Он считал, что лучше его кандидатуры не найти. На этом пути у него не должно быть никаких подводных камней. Эпизод с Рокоссовским мог случайно всплыть при назначении на этот высокий пост.
— Где я могу найти Белозерова?
— Он теперь находится в областном центре, в тюрьме города Молодечно.
— Вы его отпустите на свободу?
— Нет, мы обязаны соблюсти небольшие формальности, — сказал Абакумов, пряча папку в портфель. — Вы должны забрать его сами. Все распоряжения на этот счет соответствующим органам будут выданы.
— Ладно, я подумаю, как это лучше сделать, — произнес Рокоссовский, вставая. — Желательно, чтобы он был в курсе дела нашего уговора.
— Не сомневайтесь, я сегодня переговорю с ним по телефону.