Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Церковь Сен-Пер была окружена собственным кладбищем. Рыцари и оруженосцы, погибшие во время предыдущей осады Парижа, были погребены отдельно. Из-за их большого числа было невозможно выкопать каждому отдельную могилу. К крестам были прислонены щиты с гербами.
Анн остановился перед щитом «пасти и песок», заржавевшим и поблекшим от солнца и непогоды. Опустился на колени.
– Прости, что задержался, Изидор. Но я здесь и сдержу свое слово.
Когда молодой сеньор вернулся к Мышонку, солнце уже садилось. На стены Парижа косо падал красный свет. Прямо перед ними, сразу за рвом, гордо высилась надвратная крепость Сен-Мишель со своими коническими кровлями на башнях. Чуть дальше из стены выступала Якобинская обитель, словно превращенный в укрепление нарост.
Земля обетованная… Она была рядом, и Анн знал, что на сей раз войдет туда. Людей на стенах видно не было, но чувствовалось, что за ними мощно бурлит жизнь. Друзья и враги – все ждут его там. Завтра состоится решающая битва.
Анн обернулся к Мышонку. Тот, с соколом на плече, смотрел на стены пристально, словно зачарованный. Анн протянул руку юноше, и тот крепко сжал ее.
Нынешней ночью Анн не смог сомкнуть глаз. Опасно не отдыхать перед боем, но Анну было все равно. Наоборот, он наслаждался этими неповторимыми по своей насыщенности мгновениями… Ему вспомнилось бдение над оружием, которое он проспал. Тогда сон был правильным решением; сегодняшней ночью – нет. Анн не потеряет ни секунды этой ночи. Его подлинное бдение над оружием состоится здесь, под стенами Парижа!
***
Утром 13 апреля Париж проснулся в лихорадке. Еще ничего не произошло, но уже все изменилось. Нечто, витавшее в воздухе, подсказывало: Париж уже не тот. Он был не просто городом, но живым существом – рычащим, угрожающим.
Как не раз случалось за века его истории, Париж поднимался, и горе тому, кто попадется на его пути!
Восстание началось одновременно в трех местах: в квартале Сен-Совер, во дворце Сент-Поль и на Рынке, то есть на севере, востоке и западе столицы.
С рассвета в квартале Сен-Совер простонародье стало сбиваться в толпы, то тут, то там раздавались подстрекательские крики. Долетали они через стены и в обитель Дочерей Божьих, и для Рено Сент-Обена это прозвучало призывом. Он пошел к своей матери Мелани, к матери настоятельнице Марии-Магдалине, и та попыталась удержать его…
Когда Рено вернулся от Изабо, мать Мария-Магдалина объяснила ему все. Некогда она не захотела выйти замуж за его отца Рено, самого безупречного из рыцарей, потому что узнала: тот – внук Франсуа де Вивре, ее отца. Они состояли в кровном родстве.
Мелани испытала огромное облегчение, когда ее сын узнал правду, и была уже не так сурова, как прежде. Она стала ласковее, мягче и, уже не сдерживаясь, одаривала его тем, на что скупилась всю жизнь: своей любовью…
И вот теперь она боялась потерять существо, значившее для нее больше, чем все остальное на свете.
Красивое лицо молодого человека словно светилось воодушевлением.
– Я должен идти, матушка. Они зовут меня. Слышите?
– Тебе нечего там делать. Ты священник, а не солдат.
– Это ведь не просто бой, а восстание, а при восстании место священника в первом ряду.
– Не ходи туда, тебя убьют!
– Они убили моего отца при Азенкуре, они убили моего духовного отца, утопив в Сене, может, убьют и меня, это правда… Благословите меня, матушка.
Мелани схватила Рено в объятия и стала целовать так жарко, как никогда в жизни никого не целовала. Потом торопливо удалилась, почти убежала.
– Мы все будем молиться за тебя…
Восстание было готово разразиться. Новый кюре Сен-Совера, не скрывавший своих симпатий к англичанам, был схвачен толпой. Рено Сент-Обен взбежал на ступени церкви и громогласно крикнул:
– Оставьте его, пусть убирается, куда хочет, хоть к дьяволу! Ваш священник теперь я!
Все узнали того, кого прежде прозвали «священниковым сынком», и встретили его появление радостными криками. Рено обратился к церковному сторожу:
– А ты бей в набат. Подними всех добрых людей!
Вскоре колокол зазвонил во всю мочь, и к церкви начали стягиваться нищие со Двора Чудес. Хоть они и не были настоящими патриотами, но, как и все, ненавидели англичан, потому что из-за блокады им было нечем поживиться. Присоединившись к восстанию, они станут грозной силой…
Рено Сент-Обен обратился к ним с пламенной речью. Он напомнил о Жанне д'Арк, указавшей путь к освобождению. Прогнать англичан – значит завоевать себе место на небесах. Какими бы ни были их грехи, какими бы ни были их преступления, если они сейчас возьмутся за оружие, рай им обеспечен!
Неистовый гвалт поднялся в ответ. Как раз в этот момент подскакало несколько всадников из гарнизона. Их забросали камнями, и они повернули назад, за подмогой. Восстание началось.
Памфилу Леблону, повару во дворце Сент-Поль, недавно исполнилось двадцать лет. Каждый знал о ненависти, которую он питал к англичанам, поэтому дворцовые слуги и избрали его своим вожаком. В самом деле, у поваров под рукой всегда имеется оружие – кухонные ножи, топоры, вертела. Вполне естественно, что мятежное движение должно было начаться из их рядов.
Когда вдалеке послышался набат Сен-Совера, Памфил не колебался. Потрясая окровавленным разделочным ножом, с помощью которого только что свежевал лань, он закричал: – Бей англичан!
Вслед за ним вопящая орда, вооруженная тесаками всех размеров и длинными, острыми, как пики, вертелами, рассыпалась по всему дворцу. Застигнутые врасплох стражники, в ужасе от одного только вида восставших, сдались без малейшего сопротивления. Вскоре их латы и мечи сменили владельцев, а сами англичане остались в одном исподнем под смех и шуточки горничных.
Но это было отнюдь не карнавальное переодевание. Во дворце Сент-Поль хранилось много оружия: луки, арбалеты и даже пушки. Скоро под началом у Памфила Леблона оказался грозный отряд.
Восточнее, на Рынке, население столицы взбунтовал Мишель Лалье. Его окружало немало именитых горожан: Жан де Лафонтен, Пьер де Ланкрас, Тома Бидаш, Жан Анселен, Никола де Лувье. Многие занимали должности в муниципальной администрации, и от этого их призывы к восстанию звучали еще более весомо.
Мишель Лалье беспрестанно возвращался к поистине волшебному доводу:
– Прощение короля получено. Я сам читал грамоты о помиловании!
Вскоре набат зазвонил и на церкви Святого Евстахия, в приходе которой находился Рынок, а на улицах Модетур, Лебяжьей и Конопляной поднялись первые баррикады…
Лорд Уиллоуби попытался пресечь бунт. Он собрал свои войска и, поскольку казалось, что у восстания три очага, разделил их на три части. Сам он возглавил основной отряд, а два остальных доверил парижскому прево Жану Морье и главарю мясников Жану Сент-Иону…