Он прописал жаропонижающее лекарство, Мяо-юй приняла его и постепенно успокоилась.

Между тем слухи об этом происшествии распространились за пределами дворца Жунго, и, конечно, нашлись любители посплетничать.

– Разве в таком молодом возрасте она может вести монашескую жизнь? – говорил кое-кто. – У нее привлекательная внешность и странный характер! Интересно, кому попадет этот лакомый кусочек!

Прошло несколько дней. Хотя Мяо-юй понемногу оправилась от болезни, душа и мысли ее еще не пришли в равновесие и по-прежнему оставались запутанными и неясными.

Однажды, когда Си-чунь сидела у себя в комнате, вошла Цай-пинь и спросила:

– Вы слыхали, что случилось с настоятельницей Мяо-юй?

– А что? – удивилась Си-чунь.

– Вчера из разговора барышни Син Сю-янь со старшей госпожой Ли Вань я узнала, – стала рассказывать Цай-пинь, – что после того, как Мяо-юй играла с вами в шашки, она попала под наваждение и ночью кричала, будто ее хотят похитить разбойники. Она еще не совсем здорова. Ну скажите, барышня, не кажется все это вам странным?

Си-чунь ничего не ответила и про себя подумала:

«Хотя Мяо-юй непорочна, но нити, связывающие ее с нашим бренным миром, еще не оборваны. Жаль, что я родилась в семье, занимающей высокое положение, и не могу стать монахиней! Если б я была монахиней, разве я могла бы попасть под наваждение?! Я не думала бы ни о чем мирском, и ни одна нить не связывала бы меня с бренным миром».

При этой мысли она почувствовала, словно у нее стало светлее на душе, и тут же сочинила гату:

Великого мира

    нам тайны постичь не дано.

Что ж в мире, скажи,

    устойчивым можно назвать?

И если мы все

    из вечной пришли пустоты,

Должны в пустоту

    потом возвратиться опять.

После этого Си-чунь приказала девочке-служанке воскурить благовония. Посидев немного спокойно, она раскрыла книгу по шашкам и отыскала главы, написанные Кун Юном и Ван Цзи-синем[35]. Здесь перечислялись приемы игры, описывалось, как «листом лотоса завернуть краба», как «иволга сражается с зайцем», но Си-чунь это показалось неинтересным; раздел «тридцать шесть способов вырваться из угла» показался ей непонятным и запутанным, и только раздел «десять драконов убегают от коня» заинтересовал ее.

Но как раз в то время, когда Си-чунь размышляла над книгой, во дворе послышались шаги и кто-то позвал:

– Цай-пинь!

Если вы хотите узнать, кому принадлежал этот голос, прочтите следующую главу.

Глава восемьдесят восьмая, повествующая о том, как Бао-юй, на радость всей семьи, расхваливал сироту и как Цзя Чжэнь для поддержания порядка в доме отколотил дерзкого слугу

Итак, когда Си-чунь была увлечена чтением книги, она услышала, что во дворе кто-то зовет Цай-пинь, и ей показалось, что это голос Юань-ян.

Цай-пинь вышла и вскоре вернулась в дом в сопровождении Юань-ян, вместе с которой пришла девочка-служанка со свертком, завязанным в желтый платок.

– В будущем году старой госпоже исполняется восемьдесят один год, что соответствует «тайной девятке». По сему поводу будут заказаны молебны на девять дней и девять ночей, – сказала Юань-ян, – и дан обет переписать три тысячи шестьсот пятьдесят один раз сутру «Цзиньганцзин», для чего наняли переписчиков. Обычно «Цзиньганцзин» рассматривают как оболочку, а «Книгу сущности» считают основой, поэтому при переписке «Цзиньганцзина» в нее решено включить «Книгу сущности». Поскольку старая госпожа высоко ценит «Книгу сущности», да и бодисатва Гуань-инь является женщиной, необходимо, чтобы родственницы старой госпожи – невестки и внучки – переписали эту книгу триста шестьдесят пять раз. Так они проявят уважение к старой госпоже и сами очистятся от грехов. Кроме второй госпожи Фын-цзе, которая, кстати, все время занята, да и не умеет писать, остальные барышни грамотны, так что все должны переписывать понемногу. Если уж супруга старшего господина Цзя Чжэня на это согласилась, то о нас и говорить нечего.

– Другого я, может быть, и не могла бы сделать, – кивнув головой, отвечала Си-чунь, – но если нужно писать сутры, то я это исполню с большой охотой. Садись, выпей чаю!

Юань-ян положила на стол небольшой сверток и присела возле Си-чунь.

– А ты сама пишешь что-нибудь? – с улыбкой спросила ее Си-чунь.

– Шутите, барышня! – укоризненно произнесла Юань-ян. – В прежние годы я, правда, немного этим баловалась, но видели ли вы, чтобы в последнее время я держала в руках кисть?

– А нужно бы! Это было бы зачтено тебе в заслугу, – отвечала Си-чунь.

– У меня есть другое дело, – проговорила Юань-ян. – После того как я укладываю старую госпожу спать, я ежедневно читаю молитвы и после каждой молитвы откладываю по зернышку риса. Так продолжается уже больше трех лет. Зернышки я тщательно храню, и когда старая госпожа в день своего рождения будет заказывать молебствия, я этот рис сварю и поднесу Будде. Это будет свидетельствовать о моем почтении к старой госпоже.

– Если ты так сделаешь, старая госпожа, наверное, станет Гуань-инь, а ты уподобишься ее прислужнице Лун-нюй! – засмеялась Си-чунь.

– Разве я достойна такого счастья?.. – покачав головой, отвечала Юань-ян. – Я никогда не прислуживала никому, кроме старой госпожи, и не знаю, какими узами связала нас судьба в прежней жизни!

С этими словами она встала и собралась уходить, но предварительно велела девочке-служанке развернуть сверточек, вынула его содержимое и сказала:

– Здесь пачка тонкой белой бумаги, на которой нужно переписывать «Книгу сущности». А вот это будете воскуривать при переписке. – Она протянула Си-чунь немного тибетских благовоний.

Си-чунь кивнула головой, Юань-ян попрощалась и вышла. Служанка последовала за нею.

Вернувшись в комнаты матушки Цзя, она увидела, что старуха играет с Ли Вань в нарды. Юань-ян остановилась поодаль и стала наблюдать.

Ли Вань удачно бросила кости и сразу вытеснила несколько шашек матушки Цзя. Глядя на них, Юань-ян засмеялась, прикрыв рот рукой.

В этот момент в комнату вошел Бао-юй. В руках у него были две закрытых корзиночки, плетенных из бамбука, в которых сидело по нескольку цикад.

– Бабушка, – сказал он, – я слышал, вы не спите по ночам. Я принес вам цикад, чтобы вы немного развлеклись.

– Пользуешься тем, что отца нет дома, и опять балуешься! – засмеялась матушка Цзя.

– Я не балуюсь, – отвечал Бао-юй.

– Если не балуешься, почему не ходишь в школу? – спросила матушка Цзя. – Зачем ловишь насекомых?

– Я вовсе их не ловил, – стал оправдываться Бао-юй. – Недавно в школе учитель велел Цзя Хуаню и Цзя Ланю придумать параллельные фразы, но Цзя Хуань не мог ответить на фразу Цзя Ланя, и я ему