Гарриет и я, и мы все будем в полном порядке.’

‘Да, это правда. Но как насчет Дориана, бабушки и моих сестер?’

‘Они тоже могут приехать и жить в Лусиме. Нам едва ли не не хватает места!’

- Дорогая Шафран, - сказал Леон, сжимая ее руку, - какая ты прелестная, добрая, замечательная дочь.’

‘Ты очень мил, но эта дочь будет с тобой строга. Гарриет приедет к тебе позже, а пока тебе нужно немного отдохнуть.’

Она поцеловала отца в лоб, попрощалась и вышла из комнаты.

Выйдя в коридор, она заметила, что уборщик исчез, хотя по заметному сухому, как кость, состоянию большей части линолеума было ясно, что он сделал лишь небольшую часть своей работы. Если бы Гарриет управляла этим заведением, они бы никогда не осмелились так себя вести, подумала Шафран и улыбнулась про себя, следуя указателям к выходу.

Как только Шафран вернулась в комнату отца, попрощавшись с капитаном Карстерсом, уборщик, вытиравший пол в коридоре, подхватил швабру и ведро и поспешил прочь по коридору к лестнице. Через две минуты он уже выходил из больничного служебного выхода и направлялся в Старый город. У него были новости для Хасана аль-Банны, и чем скорее он их услышит, тем лучше.

Через два часа сообщение было отправлено в Берлин через передовую прослушивающую станцию Африканского Корпуса.

Когда Шафран вернулась домой, Гарриет спросила ее, как поживает отец.

‘Мне показалось, что он был в хорошей форме, но он немного устал, и я посоветовала ему немного отдохнуть, прежде чем вы придете к нему.’

‘Он сделал то, что ему сказали?’

‘Он сделал, на самом деле. Я думаю, что он был настроен на сотрудничество со мной. Он сказал, что я прекрасная, добрая, замечательная дочь, и это было очень мило с его стороны.’

‘Ну, это как раз то, что ты есть, - сказала Гарриет.

‘Вы не возражаете, если я налью себе выпить?- Спросила шафран. ‘Я предпочитаю хороший холодный Джи-Н-Т.

- Моя дорогая девочка, ты не должна спрашивать у меня разрешения. Ты взрослая женщина. Просто будь милой и сделай мне такую же. И не скупись на джин!’

Шафран взяла свой бокал и вышла на террасу, которая выходила окнами на Нил. Она думала обо всем, что слышала в больнице, и о том, что ее отец говорил о дяде Фрэнсисе. Ей было страшно думать обо всех смертях и разрушениях, вызванных его предательством, и ей тоже было стыдно. Ведь он был такой же Кортни, как и она, и его поступки позорили всю семью.

Возможно, это правильно, что он должен быть разоблачен. Возможно, мы заслуживаем того, чтобы наши имена были вываляны в грязи вместе с его именем.

Но потом Шафран сказала себе, что она не сделала ничего такого, чего можно было бы стыдиться, и ее отец тоже. С какой стати они должны быть просмолены щеткой Фрэнсиса? И что хорошего будет, если история его предательства станет достоянием гласности? Никто не выиграет от этого, кроме тех, кто хочет, чтобы Британия и ее империя пали. Так что чем меньше людей будет знать, что он сделал, тем лучше.

Но он не может просто так уйти, он просто не может!

Шафран отпила глоток своего напитка. Она прокрутила эту проблему в уме. Затем решение внезапно представилось само собой, как ответ на сложное уравнение. Она еще раз пробежалась по своим рассуждениям, пытаясь найти какой-нибудь изъян, но его не было. Ответ был правильным.

И теперь Шафран точно знала, что нужно делать.

***

Мятный чай вам по вкусу?- спросил Хасан аль-Банна.

‘Сойдет, - беззлобно ответил Фрэнсис Кортни.

- Может быть, чуть больше сахара улучшит его состояние.’

‘Возможно. Фрэнсис нетерпеливо вздохнул. - Послушайте, я не собираюсь болтать о мятном чае и ложках сахара. Вы хотели меня видеть. Я хотел бы знать, почему.’

Аль-Банна с сожалением покачал головой. Аллах был всезнающим и мудрым. Должна же быть какая-то причина, по которой он впустил в свою жизнь этого болвана, невоспитанного, неблагодарного неверного. Но бывали времена, когда трудно было понять, что это за причина. Возможно, он просто хочет испытать мое терпение. Да, это может быть он.

‘Наши общие друзья несчастливы. Вы ввели их в заблуждение относительно Звезды Хартума.’

‘Что значит, я ввел их в заблуждение? Я рассказал им, куда он направляется, какой груз забирает и куда собирается отплыть. Затем они потопили его, что и было целью учений. Это я должна быть несчастен. Они должны были избавиться от моего брата и его маленькой соплячки. Но эти двое все еще живы. Что они могут сказать по этому поводу, а? А?!’

- У них есть дела поважнее, чем жизнь или смерть двух ничтожных личностей.’

‘Так что же их тогда касается?’

- Золота на корабле не было.’

‘Так где же оно был тогда?’

- Наши друзья не знают. Но на вашем месте, мистер Кортни, я бы постарался это выяснить. Если бы вы могли сказать им, где оно на самом деле, они могли бы быть менее склонны подозревать, что вы намеренно ввели их в заблуждение.’

‘Я ничего такого не делал! Я рассказал им все, что знал, все, что рассказал мне мой чертов брат. Это он ввел вас в заблуждение, если вообще кто-то ввел. Не я.’

‘Я в это не верю. Нет никаких доказательств, что ваш брат связан с британской разведкой. Я думаю, что он был первым обманут. Я думаю, они использовали его, чтобы быть их приманкой. Он сказал вам об этом, потому что хотел убедить вас, что очень важно послать Звезду Хартума в Грецию. Вопрос в следующем: знала ли британская разведка, что вы передадите нам эту информацию? Если они это сделали, то вы были скомпрометированы, и ваша позиция, хм ... - Хассан подыскивал подходящее слово. - Уязвима ... да. Вы очень уязвимы.’

‘Ты хочешь сказать, что они собираются прикончить меня?- спросил Фрэнсис, и лицо его внезапно посерело. По его виску стекала капля пота. - Но я не сделал ничего плохого. Это нечестно!’

- Только англичане достаточно глупы, чтобы верить, что жизнь должна быть справедливой. Однако ситуация вполне разумная. Вы причинили нашим друзьям много хлопот, и все они были напрасны. Теперь вы у них в