Через некоторое время после парижских переговоров Джон Кеннеди решил изучить французский язык, чтобы, по выражению У. Манчестера, «наиболее эффективно реагировать на деголлевское самолюбие». Занятия с президентом проводила Жаклин Хёрш, преподававшая французский его дочери Кэролайн. Джон спросил учительницу, какое время ему понадобится для того, чтобы прилично овладеть языком. «Год», — ответила она. «Бьюсь об заклад, что я справлюсь с этим за шесть месяцев», — ответил он. До французского посла Эрве Альфана дошли слухи, что Кеннеди делает успехи в овладении французским, что, безусловно, было передано де Голлю. Проверить знания «на высшем уровне» так и не удалось — больше Кеннеди и де Голль не встречались, но французский президент был одним из немногих глав государств, приехавших на похороны президента США.

Между тем в несколько подавленном состоянии духа из-за жесткого приема в Париже и по причине физического недомогания Кеннеди в начале июня 1961 года отправился в Вену, где состоялась встреча с советским лидером Н.С. Хрущевым, который стремился к действительному смягчению международной напряженности и сокращению вооружений, но в то же время находился под жестким давлением военно-промышленного и идеологического комплекса своей тоталитарной системы, да и сам стремился к расширению советской сферы влияния и господства. В то же время Хрущев под влиянием своих наиболее трезвых советников постепенно убеждался, что военная экономика СССР не сможет выдержать длительного соревнования с США, что крупное сокращение вооружений жизненно необходимо для его страны.

Встрече с Хрущевым Кеннеди не придавал решающего значения в деле разрядки, хотя не сбрасывал со счетов возможность оказать личное воздействие своим обаянием и готовностью идти навстречу коммунистическому премьеру одновременно с наращиванием американской военной мощи.

Не случайно, за две недели до встречи, выступая перед обеими палатами конгресса, президент, сообщив о предстоявшей поездке в Вену, одновременно запросил дополнительно два миллиарда долларов на создание новых вертолетов, боевых машин пехоты и минометов новейшей конструкции. Президент не забыл напомнить своим сановным слушателям, что речь идет о дополнении к затребованным всего лишь за два месяца до этого 2,5 миллиарда долларов на ракеты и ядерные боеголовки.

Этим подчеркивалось, что американская военная стратегия предусматривает не только подготовку к ведению ракетно-ядерных войн. Также предполагалось задействовать и, главное, использовать и в качестве предупреждения конфликтов, и для устрашения возможного противника традиционные, но значительно модернизированные виды вооружения. Увязывание в единый узел увеличения ассигнований на обычные вооружения с предстоявшим свиданием в Вене было симптоматичным.

Самой встрече предшествовали недолгие, но довольно острые предварительные секретные переговоры. Ведь намечавшаяся на май 1960 года встреча Хрущева с Эйзенхауэром была сорвана в связи с полетом американского разведывательного самолета У-2 над советской территорией. Обе стороны чувствовали себя уязвленными, и необходимы были некие негласные импульсы, чтобы дать толчок новым переговорам на высшем уровне. Тайные переговоры проходили в Вашингтоне между Робертом Кеннеди и упоминавшимся уже в связи с Кубинским кризисом резидентом советской разведки Г.Н. Большаковым при посредничестве журналиста Ф. Хоулмена, о котором мы также уже писали.

Именно между Робертом Кеннеди, действовавшим по поручению брата, и Большаковым, выполнявшим неофициальное поручение советского лидера, была согласована встреча в Вене. За две недели до встречи Роберт Кеннеди и Большаков проговорили четыре часа, причем американская сторона фактически передала советской устное послание об основном вопросе, по которому она желала бы вести переговоры.

Роберт говорил, что неправильно было бы считать его брата слабым президентом, что Джон обеспокоен положением в Берлине, где советская сторона нагнетает напряженность, угрожая подписать мирный договор с Германской Демократической Республикой и объявить весь Берлин (включая его западную часть, которая не входила в ГДР, но с которой сохранялось почти свободное общение фактически не только Восточного Берлина, но и всей ГДР) столицей «социалистической Германии».

Имея в виду, что с ФРГ Берлин связывал 180-километровый коридор по территории Восточной Германии, который легко мог быть перекрыт советскими войсками, положение выглядит особенно опасным, считал американский представитель. Из-за элементарной ошибки может вспыхнуть крупный конфликт в Берлине, говорил Роберт. Было бы важно подписать в Вене некое соглашение по этому вопросу.

Переговоры глав двух государств в Вене проходили 3—4 июня 1961 года.

Как это обычно водится в дипломатии, вначале всё выглядело вроде бы благопристойно. На приеме в посольстве США в Вене в честь советского лидера 3 июня Кеннеди заявил: «Мы, г[осподи]н Председатель, восторгаемся Вашей энергией, Вашей верностью делу, в которое Вы верите, Вашей заботой об интересах Вашей страны. Мы можем, конечно, не соглашаться с Вашим толкованием происходящих в мире событий, но мы признаем большое влияние, которое Вы оказываете на решение вопросов, затрагивающих отношения между нашими странами». Хрущев в свою очередь в ответе, продолжавшемся в четыре раза дольше, чем приветствие Кеннеди, не давая оценок личности американского президента (об этом действительно говорить было еще рано — при наличии «справки» о Кеннеди Хрущев предпочитал полагаться на собственное мнение), в частности, сказал: «Я с оптимизмом смотрю в будущее, потому что я верю в разум человеческий. К политике нельзя, конечно, подходить с коммерческой меркой. Это в торговле ведется торг и один пытается добиться уступок от другого. Нам же нечего уступать, мы хотим мира, и нельзя же уступить какой-то кусок мира». Слово «мир» в данном контексте звучало двусмысленно, но американцы предпочитали понять его как нечто, противоположное войне.

Во время деловых переговоров и других контактов венской встречи дело пошло иначе. Вроде бы непринужденные беседы и шутки за обеденным столом сменялись жесткой конфронтацией за столом переговоров. Хотя по некоторым пунктам и было достигнуто взаимопонимание, в целом конструктивный выход найден не был. Хрущев применял прессинг, угрожая, что до декабря найдет способ отторжения Западного Берлина и заключит мирный договор с ГДР. По воспоминаниям Жаклин Кеннеди, в самом конце переговоров в Вене ее супруг сказал Хрущеву: «Кажется, действительно, на этот раз будет холодная зима». И после окончания встречи Кеннеди повторил: «Я думаю, нас ожидает суровая зима». Как мы увидим вскоре, суровая политическая погода наступила задолго до наступления зимы.

Судя по воспоминаниям Хрущева о встрече в Вене, Кеннеди ему понравился. Еще в Москве Хрущеву докладывали, что новый президент выгодно отличался от Эйзенхауэра «остротой реакции, образованностью и тактом», «своей живостью», компетентностью суждений. Кеннеди «очень хорошо разбирался в международных вопросах и был подготовлен к переговорам. Всё, о чем нужно было обменяться мнениями, он изучал заранее и совершенно свободно владел материалом. Тут был партнер, к которому я относился с огромным уважением, хотя мы стояли на разных позициях и были как бы противниками». Тем более непонятно было наивному на словах Хрущеву, почему его партнер вел себя так упрямо во время переговоров. Хрущев отмечал, что после переговоров в Вене Кеннеди выглядел мрачным и опустошенным.