Вдруг явился страшно изуродованный слуга одного из египетских чиновников: рука у него была прострелена стрелой, а голова порублена топором. Напавшие на него туземцы отняли у него решительно все: платье, ружье и запас ткани, выданный ему до Занзибара для обмена на продовольствие. Довольно было выговорить два слова, чтобы сейчас же отомстили за него. Но мы проглотили эту обиду, как и еще многие другие, полученные в этот день, а на следующий пошли в резиденцию самого начальника Икомы, которая в качестве местной столицы была, конечно, еще вчетверо многолюднее.

В Икоме мы намеревались сделать одно очень простое дело. Меккей сообщил нам, что Стокс, английский торговец слонового костью, имеет здесь свои склады и что в складе есть бисквиты, масло, ветчина и проч., которые он желал бы поскорее продать. Нас было в экспедиции десять человек европейцев, и всех нас Бог благословил волчьим аппетитом. Мы решили непременно зайти в Икому, закупить у Стокса всю его провизию, чего бы это ни стоило. Меккей дал нам в провожатые двух занзибарцев. В Кунгу туземцы вели себя крайне нахально и враждебно, но зато в Икоме, думалось нам, приятель Стокса – местный вождь Мелисса – не даст нас в обиду и еще, пожалуй, извинится за неприятности, причиненные нам, сославшись на пылкость необузданной молодежи.

Среди равнины, которая лет триста или четыреста назад была, может быть, под водами озера Виктория, возвышалось нечто вроде гористого острова; но с тех пор почва постепенно и бесследно унесена водою, и остался один скелет острова, состоящий из серых утесов, расположенных грядами, разбросанных между обломков скал и громадных куч валунов и монолитов. В тени этих камней и на дне узких проходов между ними ютится около пяти тысяч душ населения. Кругом этой естественной цитадели, на таком расстоянии, чтобы можно было ясно расслышать выстрел из мушкетов или звуки рогов, или даже громкие крики, разбросаны деревушки, из которых каждая окружена своею собственной оградой из молочая. К западу от скалистой возвышенности, похожей на остров, в обширной равнине я насчитал двадцать три отдельных табуна рогатого скота, помимо бесчисленных стад овец и коз, из чего мы заключили, что Икома – очень богатое и цветущее поселение, сильное своим многолюдством и неприступностью своих каменистых укреплений.

Когда мы подошли ближе, навстречу нам попались десятки стройных и веселых юношей и девушек, которые, смеясь, перебрасываясь шутками и играя, прошли мимо нас, произведя на нас впечатление здоровой и бесхитростной молодежи, вполне наслаждающейся жизнью. Мы шли вверх по ровной и отлогой покатости между двумя рядами скученных, каменистых обломков, доходивших в высоту до пятидесяти метров; проход несколько суживался по мере приближения к резиденции вождя. Вдруг оттуда высыпала громадная толпа воинов и бегом бросилась нам навстречу; блестя остриями копий, с развевающимися перьями, плащами, они внезапно остановились перед нами развернутым фронтом и загородили дорогу.

Слышно было, как они кричали и ругали наших проводников и как эти последние объясняли им, что мы не враги, а просто мирный караван, друзья Стокса и Мелиссы. Бешеные туземцы знать ничего не хотели и заглушали речи проводников и передовых людей колонны своими возгласами и угрозами. Я прошел вперед узнать, в чем дело, и меня вмиг окружило несколько человек, ринувшихся с поднятыми копьями. Один из них ухватился за мое ружье, но двое занзибарцев подскочили и вырвали ружье из его рук.

Дикари стали натягивать луки, махать копьями, ранили двоих из наших, и мы принуждены были их погнать. В наступившей затем рукопашной схватке десять человек из них было убито и один попался к нам в плен. После такой переделки нечего было помышлять о покупке провизии. Между тем из-за всех камней стали выглядывать воины, вооруженные луками и мушкетами, а потому мы поскорее убрались, очистили узкий проход и пошли искать место, где бы можно было хоть как-нибудь укрепиться, прежде чем на нас нападут.

Мы нашли неподалеку от конца упомянутой гряды камней небольшой пруд. На берегу пруда стояли торчмя два громадных монолита, около которых мы наскоро сложили ограду из тюков и ящиков и в нескольких травянистых шалашах внутри ограды расположились лагерем.

Из лагеря нам видно было старое дно высохшего озера, тянувшееся на многие километры. На расстоянии полукилометра одна от другой расположены были деревушки, обнесенные оградами из молочайника. Свободное пространство между ними служило, очевидно, общим выгоном, на котором голодный скот обглодал всю траву. По дороге к лагерной стоянке мы захватили одно стадо, но я приказал сейчас же освободить его и пустить обратно в поле; потом позвал пленного и стал его допрашивать, с чего им вздумалось с нами воевать. Но он не мог, может быть, не хотел ничего сказать.

Его одели в лучшее платье и отослали домой, поручив сказать Мелиссе, что мы – белокожие люди, друзья Стокса, что у нас в караване немало носильщиков-вахумов, что ни с кем драться мы не желаем, а стремимся как можно скорее добраться до морского берега. Пленника проводили из лагеря и в расстоянии четверти километра от селения в утесах отпустили с миром. Он не возвращался, но в течение дня несколько раз делались попытки раздразнить нас, а в 4 часа пополудни с севера, востока и юга разом показались, и не с добрыми намерениями, три отдельных группы. Тогда я распорядился выставить пулемет.

Васукумы подходили все ближе, но осторожно и, как мне показалось, нехотя. Впереди толпы, направлявшейся с юга, несколько человек все выскакивали вперед и прыгали метрах в трехстах от нас. Одного из них мы подстрелили и вслед за тем выстрелили в их сторону из пулемета, выпустив до полутораста патронов сразу. Хотя не задели ни одного туземца, но этого широко разлетевшегося выстрела и града пуль было достаточно: они бежали. Я послал один отряд навстречу толпе, шедшей с востока, другой отряд направился пригрозить надвигавшимся с севера, и васукумы отступили по всей линии.

Во время этой демонстрации, в которой принимали участие, вероятно, 2 000 человек, у них убили только одного воина.

У нас не было времени воевать с васукумами, и потому 21 сентября мы выступили дальше. Делать нечего, нам не удалось раздобыть ветчины и бисквитов, но и Мелисса не получил того красного сукна, которое мы для него пригото– вили.

Не успели мы отойти нескольких километров, как уже по сторонам начало собираться население Уримы, и в 8 часов утра на нас напали.

На этот раз нечего было уговаривать египтян и их прислужников, чтобы не расползались в сторону; они вели себя для наших целей отлично, сбились в кучу и крепко держались друг за друга. Впереди них шли два отряда, а в арьергарде Бонни с суданцами и Шукри-Ага со своим отрядом. Васукумы, будь они даже втрое многочисленнее, не могли бы нанести нам серьезного вреда, однако им, вероятно, казалось, что нас можно чем-нибудь пронять, и они продолжали нам сопутствовать, то подскакивая сбоку, то преследуя арьергард. Но мы невозмутимо шли вперед и к полудню пришли в Муанзу, расположенную на краю так называемой Иорданской нулли, т. е. извилистого сухого оврага, шириной в 40 м, глубиной до 10 м, бывшего русла одного из старых притоков озера, промытого в толще озерных осадков. На дне этого оврага достают воду, вырывая в песке ямы.