— Скажите, Анжелина, неужели вы потратили всю энергию, когда принялись упрекать меня за мой насмешливый ум, едва переступив через порог нашего дома? После редкой птицы и тигрицы перед нами предстала снулая рыба. Ну правда, вы молчите, как рыба!

— Мама, оставь Анжелину в покое! — возмутился Филипп. — Все же мы светские люди! Если бы Анжелина постоянно говорила, ты назвала бы ее сорокой. Ты становишься невыносимой.

— О, доблестный рыцарь встал на защиту своей прекрасной дамы! — пошутила Камилла Кост. — Мне очень жаль, но я вынуждена напомнить тебе, сын мой, что светские люди, садясь за стол, придают своим лицам приятное выражение. Мы собирались отпраздновать вашу помолвку, а у меня создается впечатление, что мы присутствуем на поминках. Дорогой Дидье разглядывает декольте твоей невесты, внучки перешептываются и едва сдерживают смех, а ты, Мари-Пьер, явно чем-то недовольна, и это мне не нравится.

— Вовсе нет, мама, но Филипп прав. Перестань терзать Анжелину. Светские люди должны уважать своих гостей, делать так, чтобы они чувствовали себя непринужденно. И вовсе не пристало говорить так о Дидье в присутствии наших дочерей. Что касается моего недовольства, ты прекрасно знаешь, чем оно вызвано. Даже в такой особенный вечер ты держишь собаку на коленях, да еще за столом.

— Это чтобы заставить мадемуазель Анжелину улыбнуться, — лукаво заметила старая дама.

Эжени и ее сестра, закрыв лица салфетками, о чем-то оживленно заговорили. Дидье Кост с сожалением уставился в свою тарелку, ведь он еще не налюбовался Анжелиной.

В столовую вошла Фаншона с бутылками вина и графинами с водой. Дворецкий принес следующее блюдо.

— Задняя ножка ягненка с зеленым горошком, мадам, — объявил он.

— Спасибо, Мартин, — сухо откликнулась хозяйка дома. — Филипп, ты не забыл, как надо резать этот кусок мяса?

— Нет, мама.

— И правда, как ты мог забыть! — насмешливо сказала Камилла. — Учитывая твою профессию…

Доктор сжал зубы. Его старая мать решила испортить этот праздничный вечер. Она всегда была несносной, но с возрастом ее язвительный характер усугубился, чему способствовали мучительные приступы подагры.

— Я не стану тебе отвечать, — тихо заметил Филипп. — Фаншона, держалку для ножки!

Анжелина слушала, присматриваясь к жестам и выражениям лиц членов семьи. Она заметила, что горничная протянула Филиппу серебряный прибор, при помощи которого удерживают ножку во время разделки, чтобы не испачкать руки. Бестактная реплика Камиллы Кост не выходила у нее из головы. «Как она осмеливается сравнивать разделку мяса с профессией акушера?! Это же неуважение к бедным пациенткам, которых порой приходится резать, а потом зашивать… Действительно, богатые люди думают, что им все позволено. Полагаю, если бы меня соизволили впустить в мануарий Лезажей, мне пришлось бы присутствовать на таком же чопорном бесконечном ужине. И я чувствовала бы себя незваной гостьей, как и сейчас».

Анжелина не смогла проглотить кусок мяса, недожаренного, на ее вкус, и взяла немного горошка.

— Поскорее подавайте десерт! — вдруг воскликнул Дидье. — Я люблю только шампанское. Бордо кажется мне слишком кислым.

— Прошу тебя, Дидье, не ссорься с мамой. Ты же знаешь, она отдает предпочтение бордо, — недовольно заметила Мари-Пьер. — Анжелина, простите нас! Сегодня за столом необычная обстановка.

— Возможно, это из-за меня, — нервно ответила Анжелина, охваченная неконтролируемым гневом. — Возможно, вы никогда не посадили бы за свой стол дочь сапожника и скромной деревенской повитухи. Мне очень жаль, что я нарушила ваш привычный ритм жизни… Лучше прекратить эту комедию.

С этими словами Анжелина встала и быстро выбежала из столовой, едва не сбив с ног Фаншону, которая принесла хлеб.

— Анжелина, полно! Анжелина, вернитесь! — закричал Филипп.

Анжелина, подхватив юбку, стремительно поднялась по лестнице. Из ее глаз ручьем текли слезы. Войдя в комнату, она заперла дверь на ключ и сняла жемчужное ожерелье и платье.

— Все кончено! Я метила слишком высоко и теперь упала с небес на землю, — задыхаясь, шептала Анжелина. — Я не хочу жить в этом обществе! Ни за что! Мое место не здесь, а в долине Ансену, в Бьере, на улице Мобек — везде, только не здесь, не рядом с этими людьми.

Анжелина надела скромное коричневое платье и сняла атласные лодочки. Ее душили рыдания.

«Лезажи выставили маму вон, осыпав оскорблениями. Гильем женился на девушке своего круга. Я уверена, что Филипп даже не собирался представлять моего отца своей семье. Несомненно, ему было бы стыдно. Я хочу домой! Я должна забрать Анри. Слишком долго я жила в разлуке с ним. Он мой сын! И я не буду больше этого скрывать. Папа простит меня, если я расскажу ему всю правду. Он будет возиться с внуком. Я ошиблась, я тысячу раз неправа, уступив уговорам Жерсанды. Мне плевать на ее богатство! Дядюшка Жан прав: мой сын должен носить фамилию Лубе или Бонзон, но никак не де Беснак».

Глубоко опечаленная, обозлившаяся на весь мир, Анжелина открыла окно и полной грудью вдохнула холодный ночной воздух. Вид заснеженных вершин, казавшихся серебряными в лунном свете, усилил ее горечь. Анжелина осознала, что погналась за легкой жизнью в надежде подняться по социальной лестнице. А ведь подлинные сокровища находились в горах, под вековыми соснами или в скромном саду с душистыми розами и даже у изголовья женщин, готовых подарить новую жизнь ценой невероятных страданий.

— Я хочу домой, — повторила Анжелина.

Сейчас она тосковала не только по Сен-Лизье, но и по своей мечте: ведь ей так хотелось стать преемницей матери, славной Адриены.

— Дорогая мамочка, я наконец поняла, — прошептала Анжелина, обращаясь к звездному небу. — Я больше никогда не буду заблуждаться, никогда…

В эту минуту в дверь постучал Филипп Кост.

— Анжелина, будьте добры, откройте, — просил Филипп Кост в десятый раз. — В конце концов, это смешно! Как я выгляжу, стоя у вашей двери? Что подумает моя семья?

Анжелина, смирившись с неизбежным, открыла дверь. Доктор вихрем ворвался в комнату и захлопнул дверь.

— Как вы осмелились выйти из-за стола таким образом? — разъяренно прорычал Филипп. — Вы оскорбили мою мать и сестру, устроивших этот ужин.

Стоявшие по обеим сторонам кровати лампы излучали мягкий золотистый свет. Филипп сразу же заметил, что Анжелина переоделась.

— Я вынужден вас просить надеть вечернее платье и последовать за мной в столовую. Там вы принесете свои извинения и мы сможем приступить к десерту.

— Бесполезно просить меня, — тихо ответила Анжелина. — Я не спущусь. Это не мимолетный каприз. Не надо ломать комедию, Филипп. Ваши родственники никогда не примут меня. К тому же вы не уважаете моего отца.