необходимость отсылки очередного выпуска в типографию могла побеждать и неохоту автора приниматься за работу после перерыва, и, наоборот, желание продлить удовольствие разгулявшейся-таки правки и редактирования.

Похожая динамика убыли и прибыли была присуща сотрудничеству автора с переписчиками. С одной стороны, в АК имеется немало отметин, оставленных неисправным копированием автографов. Помогавший Толстому зимой 1875/76 годов, на этапе доработки и печатания кульминации романа, Копиист N неумышленно искажал авторский текст ошибочными прочтениями или пропуском слов по причине нехватки образования, опыта или внимания; но даже С. А. Толстая, с ее профессиональными секретарскими навыками, не была застрахована от таких оплошностей. С другой стороны, в отличие, например, от Тургенева, который сам перебеливал свои черновики, обойтись без чуть ли не ежедневных — пока шло писание — копиистских услуг автор АК не мог, и созидательную лепту, внесенную в его творчество переписчиками, нельзя назвать лишь технической. Их труд, вступая во взаимодействие с толстовской страстью к переработке и правке, давал эффект, который отдаленно, но явственно напоминает пластичность текста в обновляемом компьютерном файле. Вовремя ложащаяся на письменный стол беловая копия, зовущая к дальнейшей правке, была столько же средством передвижения, сколько и самим движением авторской мысли.

По-своему символично то, что вскоре после выхода последней части АК в 1877 году С. А. Толстая попросила у мужа, как она выражалась с ноткой самоумаления, «какой-нибудь подарочек» — «за то, что так усердно ему переписывала». Этим подарком стало «очень хорошенькое кольцо, в середине рубин, по краям два бриллианта»; словно жалованная царем награда, оно украшало руку неутомимой переписчицы тридцать лет спустя, когда она писала собственные мемуары[1329]. В качестве сподвижницы в деле создания романа Софья Андреевна заслуживала признания и подарка, конечно же, не только за отправление писарских обязанностей. И более того, она была не единственной, чья деятельная сопричастность к конструированию мира, затягивающего в себя читателей вот уже полтора века, могла бы быть удостоена памятного знака — пусть и без драгоценных камней.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Примечания к таблице «Сериализация АК…»:

1 Отъезд Анны и Вронского за границу, которым (в составе этого же выпуска) оканчивается Часть 4, происходит позже — в самом конце зимы или начале весны.

2 Главы об Анне и Вронском в Италии (и в журнальном выпуске, и в ОТ — [5: 7–13]) допускают возможность прочтения, согласно которому пара проводит за границей целый год (см. выше параграф 6 гл. 3). В этом случае, наперекор синхронизирующим связкам между сюжетными линиями, для них (но не для других главных героев) в последней трети Части 5, всей Части 6 и первой половине Части 7 идет уже третий, а во второй половине Части 7 — четвертый год с начала повествования (и их собственного романа).

3 Действие Части 8, вышедшей в июле 1877 года отдельной книжкой, происходит через два месяца после самоубийства Анны. См. также предыдущее примеч.

Прямые указания в тексте романа на хронологию действия [1330]

Первый год

«[К]огда в нынешнем году, в начале зимы, Левин приехал в Москву после года в деревне и увидал Щербацких, он понял, в кого из трех [сестер. — М. Д.] ему действительно суждено было влюбиться. <…> Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца, почти каждый день видаясь с Кити в свете, куда он стал ездить, чтобы встречаться с нею, Левин внезапно решил, что этого не может быть, и уехал в деревню. <…> [П]робыв два месяца один в деревне, он убедился, что это не было одно из тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это не давало ему минуты покоя <…> И он приехал теперь в Москву с твердым решением сделать предложение и жениться, если его примут» (1:6).

«В конце зимы в доме Щербацких происходил консилиум, долженствовавший решить, в каком положении находится здоровье Кити <…>» (2:1).

«Между тем пришла весна, прекрасная, дружная, без ожидания и обманов весны <…> Эта прекрасная весна еще более возбудила Левина и утвердила его в намерении отречься от всего прежнего, с тем чтоб устроить твердо и независимо свою одинокую жизнь. <…> Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с доктором и ехать на воды за границу» (2:12).

«Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла в том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье. И, как обыкновенно, вернулся в июле <…>» (2:26)[1331].

«Тот самый ясный и холодный августовский день, который так безнадежно действовал на Анну, казался ему [Вронскому. — М. Д.] возбудительно оживляющим и освежал его разгоревшееся от обливания лицо и шею» (3:22).

«Сергей Иванович Кознышев хотел отдохнуть от умственной работы и, вместо того чтоб отправиться по обыкновению за границу, приехал в конце мая в деревню к брату» (3:1).

«В половине июля к Левину явился староста сестриной деревни, находившейся за двадцать верст от Покровского, с отчетом о ходе дел и о покосе» (3:11).

«В конце сентября был свезен лес для постройки двора на отданной артели земле и было продано масло от коров и разделен барыш. В хозяйстве на практике дело шло отлично, или по крайней мере так казалось Левину» (3:30).

Второй (для Анны и Вронского начиная с Части 5 — третий?) год

«В средине зимы Вронский провел очень скучную неделю» (4:1).

«В конце февраля случилось, что новорожденная дочь Анны, названная тоже Анной, заболела» (4:19).

«Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно <…> И потому, решив разделить приданое на две части <…> княгиня согласилась сделать свадьбу до поста» (5:1).

«Левин был женат третий месяц»; «Только на третий месяц супружества, после возвращения их [Левина и Кити. — М. Д.] из Москвы, куда они ездили на месяц, жизнь их стала ровнее» (5:14).

«О нет! — сказал он, и лицо его просияло от удовольствия. — Если бы вы видели этот двор нынче весной!» (Вронский —