власти. Они оказались в затруднительном положении. С одной стороны, прием устраивало не местное начальство, а частное лицо, госпожа Орланьте. И уж кого оно, частное лицо, пригласит, а кого она, госпожа Орланьте, не пригласит, в это власти вмешиваться не могли. С другой стороны, не контролировать идеологическую сторону мероприятия власти тоже не решались. Особа, конечно, была экстерриториальной, но мероприятие проводилось на территории Вечногорска. И если, не дай бог, случится что-нибудь, мягко говоря, безыдейное, то с начальства спросят без скидок на экстерриториальность. И как выйти из этого щекотливого положения, власти не знали.

Правда, на приеме будет Шереметьев. Правда, туда же приглашен управляющий Трестом кафе и ресторанов товарищ Зарешеткин. Вот на них и возложили ответственность и негласный надзор. Бывалый Зарешеткин сразу же понял сложность ситуации и попытался уклониться. Сославшись на больную печень, он сказал, что вообще не ходит на банкеты, а посылает вместо себя зама — крепкого здоровьем молодого человека. Но Зарешеткину твердо указали, что на этот раз он заместителем по банкетной части не отделается. Мероприятие деликатное, и отвечать за все, так или иначе, будет лично он, Зарешеткин! Ему же, кстати, придется выступить на банкете с такой речью, которая задала бы правильный тон всему приему. И Зарешеткин бросил на составление речи лучшие интеллектуальные силы своего треста. В результате бессонной ночи она была написана, согласована, переделана, снова согласована, отшлифована и после некоторых переделок условно утверждена. Из «Вечернего Вечногорска» прислали опытного литсотрудника, чтобы он расставил правильные ударения. И Зарешеткин стал учить речь.

Литсотрудником был Д'Анилов. Между прочим, он тоже был приглашен мадам Орланьте на прием и в глубине души надеялся, что это связано с его дворянским происхождением. но не исключал и тот вариант, что он приглашен всего лишь как представитель прессы. На всякий случай такое посещение следовало согласовать, и бамбукский дворянин позвонил своему куратору.

— Идите, идите! — сразу же сказал Зубатых. — Вам, как начинающему монархисту, полезно будет познакомиться с их нравами… И кстати, напишете для меня коротенько, кто там был да что говорил. В общем, вы понимаете…

— Разумеется, — ответил, не теряя достоинства, бамбукский аристократ. Он совсем забыл, что много лет назад напечатал острый разоблачительный фельетон о кафе «Лира». Варвара фельетона не испугалась. Но была в нем одна фраза (цитируем): «И работает в этом кафе некто Варвара Самохина» (конец цитаты). Вот это словечко «некто» больше всего задело Варвару, хоть и было самым безобидным из всего, что о ней говорилось в этом национальном по форме и социалистическом по содержанию произведении.

— У, очкастый! — думала обиженно Варвара, хоть Данилов не носил очков. — У, мордастая морда! — повторяла она, хоть лицо фельетониста, говоря объективно, было не мордастым, а кукишеобразным. И теперь, вспомнив о фельетоне, мадам Орланьте специально пригласила газетчика, чтобы этот мордастый очкарик увидел, кто из них это самое «некто» — она или он!

Но Данилов не подозревал о коварных намерениях мадам Орланьте и шел на прием как обычный аристократ к аристократу.

Были приглашены на прием и старики Глузманы. И невдомек им было, что госпожа Орланьте — та самая Варька, с которой они давным-давно жили в коммуналке. В шестикомнатной квартире жили девять семейств, на кухне одновременно полыхали двадцать газовых горелок, на десяти сковородках подгорали котлеты, а в девяти кастрюлях бурлили борщи и супы. По длинному коридору ездили на трехколесных велосипедах дошкольники, старательно объезжая стоявшую у тесной уборной очередь. Дружно жили, не ссорились. Давно это было. И теперь Варвара пригласила всех-всех своих бывших соседей в «Лиру». Абрам Маркович шел на первый и единственный в жизни дипломатический прием, недоумевая, зачем мог понадобиться иностранцам. Если бы его пригласил кто-нибудь из местных, он бы понимал: от него хотят услышать совет. Но какой совет он может давать зарубежным деятелям, да к тому же последователям атамана Маруськи? Правда, эти последователи не совсем последовательны. Что общего между Маруськой и барбаризмом? Вообще-то Абрам Маркович заметил, что, чем больше Орландо говорил о барбаризме (это же надо придумать такое названьице!), тем реже вспоминал свою Маруську. И все-таки!

Нина Семеновна вообще не хотела идти на прием. Но Абрам Маркович убедил ее, что этого делать нельзя. Так в цивилизованном обществе не поступают: раз приглашают, надо идти. И вообще, когда они еще повращаются в этих сферах! Надо!

Надо так надо! И Нина Семеновна стала гладить Абраму Марковичу брюки, чтоб он выглядел на приеме как человек в галстуке.

— А кто этот Орландо? — спрашивала она, прижимая утюг к влажной тряпке. — Он хоть прогрессивный или какой-нибудь босяк-агрессор?

— Какая тебе разница? Не он же нас приглашает, а его жена.

— Если муж агрессор, так и жена у него не ангел, — убежденно сказала Нина Семеновна.

— Не спали мне брюки! — попросил международник. — Я ж не могу явиться на прием в подштанниках…

Пригласила Варвара и Семен Семеныча. Но тот после памятной встречи с майором Зубатых на веки вечные закаялся общаться с заграницей, и теперь, получив повестку на банкет, собрал теплые вещи и сам пошел сдаваться майору.

Пригласила Варвара и Футикова, вернее, хотела пригласить, чтоб тот приехал на своей роскошной машине и увидел, что другим тоже пофартило, и подавился от зависти. Но тут же мадам Орланьте вспомнила, что Футиков связан с Кастракки, а у атамана весьма натянутые отношения с адмиралиссимусом. Мадам мыслила теперь международными категориями и благодаря такому мышлению сразу же поняла, что если она пригласит Футикова, то Кастракки может подумать, будто Сонливия ищет пути к примирению с Ломалией. А это вовсе не входило в планы атамана Орландо. И, взвесив все эти обстоятельства, мадам свое приглашение аннулировала, что, кстати, еще больше обострило отношения Кастракки и Орландо.

Но самый большой переполох произошел среди приглашенных подруг. В чем идти? Вот что волновало бывших товарок мадам Орланьте. В люксембургском брючном костюме? А вдруг такой же наденет Танька из «Гастронома», и будем мы, как две дуры-близняшки. Так. может, надеть австрийскую блузку с брюссельскими кружевами и шведскую юбку-макси? А если Любка из мебельного в этом же припрется?

И эти душераздирающие сомнения можно понять, если вспомнить, какая ужасная история с гавайскими платьями случилась в Вечногорске совсем недавно…

Ужасная гавайская история

Месяца три назад в Горторг забросили партию гавайских вечерних платьев. Конечно, это был неслыханный дефицит. И все работники торговли и пищеторга постарались — кровь из носу! — приобрести эти невиданные платья. Ходить в этом вечернем дефиците было абсолютно некуда. И тут кто-то опытный пустил слух, дескать, там в таком ходят в