или «звездная пыль». Она разлетелась по крови, как поражающий все живое вирус, диктовала свои условия, а тело безропотно подчинялось. Оперся ладонями о холодную поверхность раковины, встречая в зеркале побледневшее лицо с расширенными зрачками, которые почти заполнили зеленую радужку. Открыл кран и подставил голову под воду. Еще сет, затем можно зависнуть в клубе, завтра по графику окно и никто не посмеет трахать мой мозг. Надо опустошить себя до дна, забыть чертово расписание и слово «должен».

Выступления хорошо отвлекали, в течение двух недель мы дали парочку концертов в ЛА и Лас-Вегасе в поддержку нового альбома. Сегодня ощущения на сцене умножились в разы, даже сейчас пальцы дрожали, а мышцы сводило судорогой от переполняющего адреналина. Порошок отменно выполнял свое дело и перезагружал систему. Купер стал менее раздражающим, видя успех альбома, который держался вторую неделю в топе. Он почти не брюзжал, когда мою башню уносило. На замену ему пришел Эванс. Он превратился в заботливую мамочку со своими нравоучительными беседами. Если сначала все сводилось к шуткам, в последний раз вышло из-под контроля. Каждый хочет поучить меня жизни и уму-разуму, покопаться в голове, исправить то, что давно сломано. Механизм дал сбой и не подлежит ремонту.

Шум воды затих, я еще минуту простоял с опущенной головой, выкинул то, что осталось от футболки, и вышел из туалета, встречая обеспокоенный взгляд бирюзовых глаз.

— Ты как? — малышка Джи пристально осмотрела меня с ног до головы, как опытный врач.

— Живой, — я взлохматил мокрые волосы, и капельки полетели на девушку. Браун сморщила нос и подозрительно прищурилась.

— Ты сегодня странный… — она замолчала, над чем-то задумавшись. — Я испугалась, Оззи. Зачем ты это сделал?

— О, да перестань, малышка, — я закинул руку ей на плечо, поцеловал в макушку и повел по коридору к сцене, откуда доносились скандирования нетерпеливых фанатов. — Подарил немного радости… ну, и частичку себя, поклонникам.

Джи слегка отстранилась, заглядывая недоверчиво в глаза.

— Ты ненормальный. Это было слишком безрассудно. Пожалуйста, пусть тебе обработают антисептиком царапины, — ее огорченный взгляд замер в районе грудной клетки и вернулся на лицо. — Хорошо?

— Ладно, мамочка номер два, — я издал смешок и щелкнул Джи по носу.

— А кто мамочка номер один?

— Твой надоедливый парень. Купер заткнулся наконец-то, и передал полномочия «вставлять люлей Оззи» Эвансу.

— Поэтому вы смотрите друг на друга так, что готовы убить? — улыбнулась Джи.

— Раздражает слово «должен» и рассказы, как себя правильно вести, — в коридоре царила суета, и бегал персонал, смотрящий на меня с осторожностью. Они знали мой скверный и дурной характер.

Райт, заприметив нас, тоже вставил свои пять копеек, и утихшая злость набирала вновь обороты, пока мы недружелюбно грызлись в гримерке. К Райту подключился вошедший Шем и мрачный Эванс — решили устроить вынос мозга, нашли козла отпущения. В итоге, были посланы трое. Я схватил слегка поцарапанный Телекастер, хлопнул дверью и столкнулся нос к носу в коридоре с Осборн. Взгляд задержался на облегающей майке, которая хорошо подчеркивала ее грудь. Ливия хотела что-то сказать, но подняла глаза, цвета горького шоколада, и, увидев, кто перед ней, прошла мимо. Она прокачивала навык игнорирования? Я хмыкнул, глядя ей вслед, захватил бутылку воды и направился к сцене.

Две недели игнора и молчания. Она выбрала неудачный момент для идиотских обид и ревности. Притяжение после Ирландии не исчезло, и секс с ней — это что-то новое и захватывающее. Ливия всегда будет занимать особое место в моей жизни, но…Она отдавалась без остатка, такая верная и преданная, потом сладко спала на моей груди. Сигарета медленно тлела в предрассветных сумерках и неприятно горчила. Дождь еще тихо шумел за окнами, и запах леса пробирался сквозь развивающиеся занавески. Я не дам Ливии ничего: будущего, отношений… любви.

Наверное, я ни для кого не создан.

Но отпускать ее тоже пока не собираюсь, одновременно понимая, что она заслуживает лучшего, а не такого отморозка. Эгоистично, но я буду в жизни Ливии столько, сколько посчитаю нужным и закрою дверь сам, отбирая у нее такую привилегию.

Отыгрываю сет и завершаю шоу, оставляя позади друзей и маску жизнерадостного идиота. Краду бутылку Jim Beam и с ветерком несусь по красочной Лас-Вегас-Стрип. Над моей головой раскинулась черная бархатная вуаль, с миллионами бриллиантов. Тысячи ярких афиш так и манят какого-нибудь азартного любителя зайти и попытать удачу в одном из многочисленных казино, продув все до копейки. Я останавливаю выбор на «MGM», где находится знаменитый «Hakkasan» и прошу водителя притормозить. Делаю с горла несколько больших глотков бурбона и выбираюсь наружу, не заботясь о брошенных заинтересованных взглядах.

Сегодня очередная ночь веселья, где нет места гребаной меланхолии. Запираю мешающие мысли и нежный взгляд карих глаз на несколько прочных замков, и выкидываю ключ в неизвестном направлении. Пошло оно все… Они никогда не вырвутся наружу. Не позволю.

За моим столиком сидят смутно знакомые личности, но плевать, с кем развлекаться. Они все в хмельном дурмане, с затуманенным разумом и стеклянными глазами. Я такой же… Никакой. Анестезия бежит по венам, отключает усталость и улучшает восприятие. Энергия не иссякла, бьет ключом и разрывает мозг.

На втором этаже прекрасная видимость на заполненный танц пол, где бьются в конвульсиях мокрые тела в лазерных объятиях. Она двигается пластично, слишком выделяясь из серой массы в своем рубиновом платье. Глаза вырезают только ее фигуру из толпы, плавно вальсирующую под транс. Заворожено пялюсь, думая, как она сегодня восхитительна, впрочем, как и всегда. Ей безумно идет этот цвет и короткие платья. Сражает своей грациозностью и плавными изгибами. Наслаждаюсь каждым взмахом и движениями, пулями, которые она пускает в мое тело. Они проходят навылет, оставляя в груди ожоги. В очередной раз взламываю пароли на ее сердце и выдавливаю до капли — мне нравится вкус ее поражения.

Хорошая девочка в моих руках становится плохой и ненасытной, когда мы вваливаемся в номер, сдирая друг с друга одежду. Я снова ее хочу… Не понимаю, почему она так быстро сдалась и не сопротивляется, но иду на поводу у страсти. Вижу только темные, наполненные огнем, глаза, срываю с чувственных губ сладкие стоны… Почему она не зовет меня по имени и от нее веет холодом? Тепла нет, свет выключили, и комната погрузилась в непроглядный мрак.

Ливия…?

Тишина… Здесь по-прежнему одиноко, и бледный лунный свет проникает в сознание.

Недостойный.

Ты будешь вечно бродить по белым пустыням, неправильным дорогам и скитаться в темноте. Никто не услышит и не придет на помощь. Сдохни в своем одиночестве…

Она молчит и