невозможность высказаться. Молчание, которым я себя защищала, ранило больнее любого признания.

Ясс вздохнул.

– Вот, значит, как? – В его голосе послышался смех. – Я люблю тебя, и прощай?

– Это может быть наш последний шанс, так что… да. Боги знают, насколько тебе было бы легче жить, не зная об этом, но ты – это ты, и уже слишком поздно. И вообще ты сам виноват, что такой, как есть.

– Ну спасибо.

– Да не за что.

Его смех прозвучал невесело.

– Не хотел говорить ничего, что могло бы склонить тебя передумать, но уж если на то пошло, будь прокляты боги, ты, Дишива, самый упертый, жесткий и самоотверженный человек, какого я когда-либо встречал, и ты часто заставляешь меня рвать волосы, которых у меня даже нет. Сначала я остался, чтобы помочь другим, а теперь я здесь только ради тебя. Вот так.

– Да, вот так, – сказала я, возвращая ему поцелуй с большей страстью, чем было безопасно в этот момент. Но возможно, я больше с ним не увижусь, хотя и полна решимости пройти через все и увидеть будущее.

Итагай беспокойно фыркнул. Мы прощались уже слишком долго, и я отстранилась, прерывая поцелуй, от которого перехватывало дыхание.

– Езжай быстро, – сказала я, делая неуверенный шажок в сторону, чтобы он мог взять Итагая. – Не оглядывайся. Я прошу тебя. Ради нас обоих.

Он попробовал улыбнуться, но улыбка превратилась в гримасу.

– Я буду тебя ждать, Дишива. Сколько бы времени это ни заняло.

– Я вернусь к тебе, сколько бы времени на это ни потребовалось.

Ясс в последний раз страстно обнял меня, так крепко, что я на мгновение задохнулась. И быстро отпустил, вскочил в седло прежде, чем я сумела восстановить равновесие. Шаркнули по земле копыта. Звякнула уздечка. Итагай развернулся и, не в силах больше вынести слов и прикосновений, и того, что мы никак не расстанемся, Ясс пришпорил коня и помчался прочь. Взмах хвоста Итагая стал последним, что я увидела, прежде чем они оба скрылись от моего затуманенного взгляда.

Стук копыт удалялся. Я осталась одна под ударами холодного ветра, окруженная пустотой ночи. Теперь я не могла передумать, даже если бы захотела. Это успокаивало сильнее, чем я ожидала.

Глубоко вздохнув, я натянула на лицо маску, которую Лео заставил меня надеть во время обряда, постаралась устроить ее поудобнее поверх повязок. А потом пошла вперед.

Белое одеяние, которое мне вручили, было тонким и далеко не чистым, но идя по пустой дороге, я чувствовала себя в нем как в доспехах. Наблюдавшим чилтейцам достаточно взглянуть на меня, и они поймут, кто я и что я неприкосновенна. Ощущение, что за мной наблюдают, постепенно усиливалось. Скоро по обочине дороги захрустели шаги. Я шла дальше, будто не слышала.

– Защитница, – произнес настороженный голос.

Мне не удалось понять больше ни слова, но, по крайней мере, они были сказаны не воинственно.

– Я хочу видеть Лео Виллиуса, – отозвалась я.

Он точно узнает имя. И поймет мои намерения.

– Доминуса Виллиуса?

– Доминуса Виллиуса.

Шагов вокруг стало больше, а людей я видела смутно. Они шептались. Я содрогнулась от прикосновения к руке, но идти с поддержкой было легче. Оказывается, я не понимала, что держалась из последних сил. Даже боль теперь ощущалась… привычной.

Мы сошли с дороги, почва под ногами стала неровной, и я спотыкалась. Благодаря маске и белому одеянию, эти люди поддерживали меня с большей любезностью, чем когда-либо проявляли чилтейцы, и во мне бурлил гнев. Голос все равно выдавал, что я левантийка, но пока я ношу атрибуты их культуры, мне позволено быть человеком.

Вокруг нас теперь раздавались другие голоса, вперемешку с негромкими звуками жизни лагеря. Лошади, готовка еды и хлопки палаток на ветру. Чилтейцы, которые сопровождали меня, обращались к другим и получали ответы. Я по-прежнему не разбирала ни слова. Но никто не вонзил мне нож в спину или не полоснул по горлу, меня вели через дымку расплывчатых теней.

Наконец, мы остановились. А вокруг шептались и разговаривали. Люди приближались и уходили. Меня провели дальше, в смутный свет шатра, ткань полога коснулась головы. Люди, помогавшие мне пройти, отстранились, и я в первый раз глубоко вдохнула напитанный благовониями воздух.

– А, Дишива, – поприветствовал меня Лео.

Его голос неожиданно ошеломил меня, хотя я и знала, куда мы идем. Он не стал звучать хуже после того, как под Лео обрушился пол – если Лео сейчас в том самом теле.

– Как разумно с твоей стороны использовать мою жестокую шутку против меня. И как глупо я теперь буду выглядеть, если это всего лишь шутка.

Шаги пересекли покрытый коврами пол, смутный контур Лео теперь оказался ближе, но не настолько, чтобы я могла на нем сфокусироваться.

– Церковные должности по наследству не передаются, – продолжил он. Солдаты, которые меня привели, темными изваяниями стояли вокруг, тяжело дыша, тени закрывали обзор. – Мой отец был иеромонахом, но это не делает иеромонахом меня. Глава церкви обязан назвать достойного преемника, но отец уклонился от этого, понимая, что, если изберет меня, это приведет к его гибели, а кого-то другого – разобьет наш неискренний и непрочный союз.

Он неспешно двигался по шатру, шелестела волочившаяся за ним ткань одеяния.

– К счастью, я предусмотрительно назначил Защитницу, чтобы и после смерти отца у великой чилтейской веры был сильный лидер. Как ты знаешь, теперь отец умер от руки наемного убийцы, которого когда-то посылал уничтожить меня. Что и делает тебя, Дишива, иеромонахом Единственного истинного Бога.

Я пыталась сфокусировать взгляд на его лице в надежде, что это его очередная хитрая ложь, но все выглядело слишком правдоподобно. Он, похоже, вел затяжную игру, манипулировал мной и использовал против меня самой. Снова. Меня замутило.

– Нет.

– О да, ваше святейшество. Вы теперь носите этот титул, хотя то, что вы не веруете, делает вас…

– Фальшивым первосвященником, – безжизненным голосом закончила я. – Ты назначил меня Защитницей, чтобы я умерла в нужный тебе момент.

В тишине я услышала влажный щелчок – его рот растянулся в зубастой ухмылке.

– Сообразительность и делает тебя такой забавной. Хорошо, что у нас есть еще немного времени поиграть. Правда, жаль, что, хотя ты и облечена такой властью, я единственный могу переводить твои приказания. О великий и мудрый вождь церкви.

Комната закружилась. Я должна была найти умный ответ, должна найти план, но среди тумана и теней моего нового мира могла думать лишь о мужчине с сильными руками, который прижимал меня к себе и принимал такой, какая я есть, принимал все мои замыслы, хотя это ему было сложнее всего.

Прости, Ясс, но боюсь, что могу больше не вернуться.

32

Рах

Мы выходили из открытых ворот в ночь, пешком, хотя у некоторых были лошади, а мне так хотелось бежать, чтобы скорее увидеть Гидеона в безопасности. И хотя мы шли молча, мы были