на запад, что свойственно обычаям скифов и савроматов. Для меотов Прикубанья характерно положение покойников головой на юг, юго-восток и восток. Случаи западной ориентировки спорадически встречаются в могилах раннего времени, но заметно она начинает распространяться в грунтовых могильниках лишь со II в. до н. э.[1217] В Елизаветовском могильнике нет погребений, где бы под голову покойника была положена миска, как это часто бывает у меотов Прикубанья. Находки здесь и там греческой, в частности, боспорской посуды, и особенно амфор, поставленных в ногах погребенных, говорят лишь о значительной степени эллинизации быта обеих групп населения. Грубая местная керамика Елизаветовского городища не похожа ни по форме, ни по фактуре на лепную меотскую посуду Прикубанья, поверхность которой вплоть до III в. до н. э. была лощеной. У тех и у других различаются по форме мечи, бронзовые зеркала и ряд других предметов негреческого происхождения.

Итак, можно сделать вывод, что ранние меоты дельты Дона и меоты Нижнего Прикубанья и Закубанья — это разные племена. Общее имя, вероятно, было им дано греками не по этнической общности, а по территориальному признаку.

Главный исследователь елизаветовских курганов, А.А. Миллер, публикуя результаты раскопок, осторожно высказывал мысль о принадлежности этих курганов сарматам[1218]. Он исходил из общей исторической обстановки того времени в Северном Причерноморье, а не из сравнительных археологических данных.

Конечно, варварскую культуру населения Елизаветовского городища и ближайшей округи нельзя отождествить с культурой савроматов Поволжья, которая выглядит значительно примитивнее. Однако, несмотря на большие различия, в обеих культурах прослеживаются и общие черты, особенно в погребальном обряде. Так, кроме господства западной ориентировки, надо указать на общую форму могильных ям — узких прямоугольных и продолговатых, овальных и широких, почти квадратных. Ведь это наиболее типичные формы савроматских могил Поволжья. Правда, самая характерная черта донских могил — бо́льшая по сравнению с шириной длина — не типична для поволжских погребений. Но и эта черта не была вовсе чужда могилам савроматов, судя по некоторым погребениям Волгоградского Заволжья (рис. 3, 2, 3). Применение при сооружении могил плоских деревянных накатов, перекрытых сверху слоем камыша (куги, тростника, травы), и травянистых подстилок, кроме елизаветовских курганов, отчетливо прослеживается в савроматских и раннесарматских погребениях Поволжья и Приуралья. И там, и тут часто слои травы лежали на слое могильного выкида или на древнем горизонте за пределами контуров могилы.

А.А. Миллер и В.П. Шилов отмечают наличие необработанных камней в центре ряда елизаветовских курганов. Эти каменные наброски над перекрытием могилы прослеживаются в наиболее богатых савроматских погребениях, особенно в Приуралье, но известны также в элистинской курганной группе.

Кроме грунтовых могил, в елизаветовской группе и у савроматов обнаружены также погребения на древнем горизонте. В отдельные погребения Елизаветовского могильника клали кусочки красной охры, вероятно, такого же ритуального значения, что и реальгар у савроматов и сарматов. Имеются большие соответствия в заупокойной мясной пище. Мясо лошади в елизаветовских могилах всегда отрезано от какой-нибудь крупной части туши. Изредка встречались туши баранов, но чаще всего — передняя нога с лопаткой, как у сарматов, начиная преимущественно с IV–III вв. до н. э.

Вследствие плохой сохранности костей в могилах дельты Дона, где уровень грунтовых вод очень высок, трудно судить о деталях позы погребенных. Иногда ноги погребенных слегка подогнуты, а иногда даже находятся в ромбовидном положении (поза «всадника»)[1219], как у савроматских и сарматских воинов, особенно в могилах IV в. до н. э. и более позднего времени.

Можно предполагать, что среди погребенных Елизаветовского могильника были и вооруженные женщины, так как довольно часто в могилах обнаруживают вместе с оружием ряд украшений и даже зеркала. Вообще зеркала, как и у савроматов, — обычный предмет погребального инвентаря; среди них имеются и разбитые экземпляры. Положенные в могилу или поставленные на кургане по обычаю савроматов схематичные антропоморфные каменные надгробия, как, например, найденное в донском погребении IV в. до н. э. у хут. Карнауховский[1220], тождественны надгробиям дельты Дона.

В одном из нарушенных погребений Елизаветовского могильника была найдена костяная ложка с зооморфным украшением на ручке[1221]. Известно, что костяные ложки типичны для погребального инвентаря савроматских женщин. В.П. Шилов отмечает также находку в кургане Елизаветовского могильника панцирей черепах[1222]. Они встречаются как ритуальная особенность и в могилах Поволжья и Приуралья, начиная с савроматского времени. Найденные В.П. Шиловым в Елизаветовском могильнике железные кольчатые удила с боковыми прямоугольными петлями, в которые вставлены дополнительные кольца, находят себе аналогии среди коллекции вещей Оренбургского музея из сарматских курганов (раскопки И.А. Зарецкого в Оренбургской обл.)[1223]. В IV–III вв. до н. э. в Поволжье и на Дону, включая и его среднее течение, распространяются одинаковые по форме железные втульчатые трехлопастные стрелы, железные втоки с утолщением на конце[1224], золотые перстни с выпуклым щитком[1225].

Среди предметов вооружения туземцев дельты Дона выделяется группа железных мечей IV в. до н. э. с когтевидным навершием, бабочковидным перекрестием и довольно длинным и массивным треугольным клинком[1226]. Эта модель меча характерна для скифов того же времени. Такие мечи распространяются, вероятно, из дельты Дона, и на территории савроматов вплоть до Оренбургских степей[1227].

Итак, мы видим, что савроматы Поволжья и даже Урала имели тесные культурно-экономические связи с населением дельты Дона. В некоторых чертах материальной культуры этого населения сказывалось греко-боспорское влияние, но в целом туземная культура имела, прежде всего, скифо-савроматский облик. В дельте Дона жило население, родственное савроматам Поволжья, но не идентичное ему. Мы можем отождествить местные племена с той группой скифов и меотов, которые издавна были связаны с савроматами и, вероятно, говорили на родственном языке. Возможно, это была оседлая часть иксибатов-яксаматов античных авторов.

Это население находилось в тесном общении с Боспорским царством и приобретало у боспорских купцов греческую расписную посуду, амфоры, оборонительное оружие и предметы роскоши.

Не позднее III в. до н. э. приазовские яксаматы стали вмешиваться в политические дела Синдики и Боспорского царства, судя по рассказу Полиена о Тиргатао[1228]. Можно предполагать, что и в более раннее время собственно савроматы или сарматизированные меоты Приазовья играли определенную роль в боспорских делах. Недаром среди иранских имен в ранних надписях Пантикапея встречаются и такие, которые, по мнению Л. Згусты, более близки сарматским, чем скифским, например, имя Тиран (Τιράνης) на надгробной надписи IV в. до н. э.[1229] Отдельные представители яксаматов и савроматов, вероятно, проживали в самом Пантикапее уже в IV в. до н. э., хотя еще не играли там значительной роли, как скифы или синдо-меоты Таманского п-ва.

Из всех названий меотских племен юго-восточного Приазовья, нижнего и среднего течения Кубани только одно