ряд словесных формулировок «черниговской» краткой редакции с незначительными иногда отклонениями. Ср., например, с соответствующими местами лубочных и рукописных текстов следующие выражения сказки «Повествователя»: «ощутил в себе силу и твердость» — «ощутил в себе силу великую», «разгорелись сердца их на коня его богатырского» (точное совпадение); стрела «стала рвать землю в косую сажень» (то же); «но тем богатырское сердце Ильи Муромца не устрашил» — «но богатырское сердце не устрашил»; «милые мои зятья, не позорьте вы сами себя и не дразните сильного богатыря, чтобы он вас не предал смерти» (близкое совпадение) и др.

Вместе с точным воспроизведением былинного сюжета в краткой редакции «черниговской» версии и заимствованием отдельных выражений наблюдается стилистическое оформление всего повествования в литературной манере «сказочных» сборников XVIII века. Рассказав предысторию о получении Ильей силы, автор говорит: «С сих пор будем мы его величать храбрым воином Ильею Муромцем». Говоря о первой поездке Ильи, он замечает: «Забвению предано, сколько верст он отъехал от своего селения, как очутился в дремучих и непроходимых лесах». Разбойники, прельстившиеся лошадью Ильи, «не видывали ни в каких местах сановитее и проворнее оной». Употребляются сложные речевые конструкции с обилием деепричастных и причастных оборотов (см., например, описание освобождения Чернигова, дороги из Чернигова в Киев, столкновения с Соловьем-разбойником и др.), наблюдается тенденция к приподнятому, «высокому» стилю: «Везде раздавались радостные клики»; «Но намерение ее не имело счастливого окончания»; «по сей причине Илья Муромец не удостоил своим посещением его дом»; «Как ты меня, дерзновенный, осмелился обманывать?»; Киевский князь Илью Муромца почтил многими дарами» и т. п. Автор вносит описания совершенно в стиле описаний в волшебно-рыцарских повестях. Таково изображение жилища Соловья. Это — «великолепного здания палаты. Обширной двор обнесен был вместо заборов железными решетками. Палаты сделаны с великим искусством архитектуры из чистого мрамору с весьма частыми и большими окошками». Таково же изображение Соловья, очевидно навеянное лубочной картинкой: «Большая его голова, ужасной величины рот, широкие плечи, долгие руки не устрашили нашего героя».

Характерны также вступление и концовка повествования, тоже в стиле повестей XVIII века.

2. [Сказка об Иване крестьянском сыне]. Печатается по тексту, приведенному в «Заметке» П. А. Бессонова: Киреевский, III, стр. XXIII—XXIV. В этой «Заметке» П. А. Бессонов рассуждает о соотношении образов Ивана в русских сказках и Ильи Муромца в былинах (Иван — «представитель русского человека», Илья — «представитель русского народа» и т. п.). Текст представляет собою начало лубочной сказки («весьма замечательной», по словам П. А. Бессонова), датированной 1793 годом. Продолжения сказки П. А. Бессонов не приводит, но говорит, что дальнейшие подвиги Ивана — сказочные. В ходе же своих рассуждений Бессонов несколько раз (на страницах XXV, XXVII и XXVIII) упоминает отдельные эпизоды сказки и приводит краткие выдержки. Из них видно, что повествование развертывается в стиле волшебно-рыцарских сказок с помощью мотивов сказок о Бове-королевиче (борьба с Полканом, освобождение богатыря, заключенного в темницу Лукопером).

3. Повесть о сильном богатыре и старославенском князе Васильи Богуслаевиче. Печатается по тексту сборника В. А. Левшина «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти приключения» (ч. V, М., 1783, стр. 3—30). Текст «Повести» перепечатан: Киреевский, V, Приложения, стр. III—XIII.

«Повесть» представляет собою прозаический пересказ-переделку былины о бое Василия Буслаевича с Новгородом. Из всех «богатырских сказок» (как назвал свои произведения В. А. Левшин) сборника «Русские сказки» «Повесть» о Василии Богуслаевиче выделяется наибольшей близостью к былинному эпосу. В то время как другие «сказки» представляют собою вымышленные авантюрные повести типа волшебно-рыцарских романов и связаны с русским эпосом только именами своих героев (князь Владимир, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Чурила Пленкович, Тугарин Змеевич) и отдельными былинными мотивами, сказка о Василии Богуслаевиче сохраняет общий ход повествования былины и все основные ее эпизоды. В этом отношении «Повесть» на первый взгляд кажется близкой к типу тех пересказов былин, которые встречаются в рукописях XVII — начала XIX века. Это и побудило, очевидно, П. А. Бессонова включить ее в «Приложения» к «Песням, собранным П. В. Киреевским» в качестве сказки о Василии Буслаеве. Однако — и в этом существенное отличие «Повести» от указанных пересказов — само содержание былины и образ героя решительно переосмыслены, получили особую трактовку. Это заставляет нас видеть в «Повести» не простой пересказ былины, хотя бы и литературно обработанный, но литературное произведение, опирающееся на былинный материал.

Главное отличие «Повести» о Василии Богуслаевиче от былины — в ином характере конфликта, который в «Повести» очень ясно очерчен: Василий — сын покойного новгородского князя Богуслая и должен, придя в возраст, принять княжескую власть; посадники новгородские, однако, боятся, что он захочет их «прибрать во свои руки и владеть... своею волею»; на пиру они напаивают Василия вином и вызывают его на похвальбу; основываясь на его сказанных во хмелю словах, что «быть Нову-городу всему за ним» и что «все посадники перед ним поклонятся», они подымают на Василия новгородскую рать, но Василий с товарищами побеждает и становится новгородским князем. Так использует В. А. Левшин известные явления исторической действительности — политическую борьбу в новгородских верхах, стремление новгородского посадничества «промысливать себе князей по сердцу», оберегая тем свои права и власть.

Сам Василий Богуслаевич предстает как вполне положительный герой. Правда, в начале «Повести» упоминаются, как и в былине, богатырские «шутки», которые волнуют народ. Но далее Василий лишен традиционного озорства: товарищей себе он выбирает с разрешения матери, на пиру он «сидит как красная девушка», пьет умеренно и не хвастает, помня советы матери. Его похвальба во хмелю спровоцирована посадниками. Он вступает в бой только ради обороны. Увещевающему его Старчищу он дает лишь «острастку» и отпускает его «с честию», а ставши князем, владеет Новгородом «с мудростью и милостью». «Никто не смел на него поднятися», «он княжил леты многие, проживал годы мирные». Этот характер «Повести», очевидно, и привлек внимание Екатерины II, которая сочла, видимо, полезным для пропаганды идеи «просвещенного абсолютизма» инсценировать произведение Левшина. Так возникла комическая опера в пяти действиях «Новогородский богатырь Боеслаевич» (отд. изд. 1786 года), в которой использовано не только содержание «Повести» Левшина, но и весь текст (словесная ткань, действующие лица). Дополнительно в оперу внесен романический элемент — в конце образуются две счастливые пары: Василий и дочь одного из посадников Умила, Фома Ременников и дочь приспешника.

Для истории русского былинного эпоса «Повесть» Левшина представляет большой интерес как отражение одного из устных вариантов XVIII века былины о Василии Буслаеве. Непосредственный источник «Повести» нам не известен, но несомненно, что это был иной вариант, чем тот, который вошел в сборник Кирши Данилова. С вариантом Кирши источник «Повести» сближают общий состав и порядок