Шрифт:
Интервал:
Закладка:
308
Как справедливо замечает по этому поводу Р. Митчисон, «интерес в Лондоне к тому, что происходило [в Горной Стране], не продержался и года [после 1725 г, на который намечались основные мероприятия, изложенные в рапорте командующего 1724 г.]; правительству казалось, что оно побеждает» (Mitchison R. The Government and the Highlands, 1707–1745 // Scotland in the Age of Improvement… P. 35). Именно по этой причине руководством к действию Лондон счел рапорт генерала Уэйда, оказавшийся более ориентированным на зримое присутствие Лондона в крае, чем записка вождя Фрэзеров, и вместе с тем значительно менее радикальным, чем соображения лорда Грэнджа (в сочинении генерала не говорится о ликвидации наследственной юрисдикции и феодальных держаний и других мероприятиях, на которые Лондон пока не решался). По характеру предлагаемых мер рапорт командующего включал набор именно таких рекомендаций, к которым правительство тогда было готово прислушаться.
309
Fraser J. Major Fraser’s Manuscript. His Adventures in Scotland and England; his Mission to, and Travels in, France in Search of his Chief; his Services in the Rebellion (and his Quarrels) with Simon Fraser, Lord Lovat. 1696–1737. Vol. I / Ed. by A. Fergusson. Edinburgh, 1889. P. 72–73, 103–136; Trial of Simon, Lord Lovat of the ’45 / Ed. by D.N. Mackay. Edinburgh and Glasgow, 1911. P. 208–209.
310
Lemprière C. A Description of the Highlands of Scotland…
311
В действительности социально-экономическое устройство Горной Шотландии и связанная с ним военная организация горцев были далеки от идеального соответствия феодально-клановым принципам. Коммерциализация активно проникала за «Хайлендский рубеж» еще в XVII в., так что военно-мобилизационные возможности феодально-клановых отношений стали весьма ограниченными задолго до актов о разоружении горцев 1716, 1725 и 1747 гг. Так, по списку способных носить оружие в Блэйр-Этолле и Глен-Тилте в 1702 г. только 46 % имели какое-либо оружие и только один из пяти был вооружен палашом и мушкетом (MacKillop A. «More Fruitful Than The Soil»: Army, Empire and the Scottish Highlands. 1715–1815. East Linton, 2000. P. 7). Влияние рынка и стремление магнатов и вождей Горной Страны пополнить ряды британской элиты вели к сокращению насилия в Хайленде, что особенно заметно на фоне распрей Короны и ковенантеров в Лоуленде, и усиливали желание видеть рядовых горцев скорее платежеспособными арендаторами, чем насельцами военных держаний (Macinnes A.I. Repression and Conciliation: The Highland Dimension 1660–1688 // SHR. Vol. 55. 1986. P. 168–172).
312
A Source Book of Scottish History. Vol. III. 1567 to 1707 / Ed. by W.C. Dickinson, G. Donaldson. London; Edinburgh; Paris; Melbourne; Johannesburgh; Toronto and New York, 1961. P. 486.
313
Ограничительное законодательство, поражавшее в правах католиков в Ирландии на протяжении большей части XVIII в., и изгнание франкоязычного католического населения из Акадии в 1755 г. представляют собой одни из самых известных примеров такого подхода к окраинной и колониальной политике в деятельности британских властей.
314
В широком смысле начало новому направлению исследований характера колониального знания европейских держав положила известная работа Э.В. Саида об ориентализме западноевропейских колониальных империй: Said E.W. Orientalism. New York, 1978. Специальные постколониальные исследования, рассматривающие этнографию как колониальную практику, появились еще раньше. См., напр.: Anthropology and the Colonial Encounter / Ed. by T. Asad. New York, 1973. Подробнее о становлении и развитии такого подхода в исследованиях см., напр.: Goh D.P.S. States of Ethnography: Colonialism, Resistance, and Cultural Transcription in Malaya and the Philippines, 1890s-1930s // Comparative Studies in Society and History. 2007:41(1). P. 109–142.
315
В этом смысле своеобразный ренессанс такой колониальной этнографии и антропологии, призванный решить актуальные военно-политические задачи современных держав в странах «третьего мира», рассматриваются некоторыми неравнодушными гуманитариями как «культурный разворот» в сторону «наемнической антропологии», благодаря которой новый полевой устав армии США FM 3-24 «читается как руководство по непрямому колониальному правлению» (Gonzalez R. Towards mercenary anthropology? US Counterinsurgency Field Manual 3-24 and the military-anthropology complex // Anthropology Today. 23 (3), 2007. P. 16–17). «Этнографическое [знание] становится полем военной стратегии» (Stoler A.L., Bond D. Refractions off Empire: untimely comparisons in harsh times // Radical History Review. 95, 2006. P. 98).
316
При этом внимание профессиональных историков чаще сосредоточено на эпохе активной колонизации «Изумрудного острова» при поздних Тюдорах и первых Стюартах, анализируется скорее идеологическое, чем практическое содержание описаний ирландцев. См., напр.: Hadfield A. Briton and Scythian. Tudor Representations of Irish Origins // Irish Historical Studies. Vol. 28. No. 112 (Nov, 1993). P. 390–408; Murphy A. But the Irish Sea Betwixt Us: Ireland, Colonialism, and Renaissance Literature. Lexington, 1999. P. 11–96; Canny N. Making Ireland British, 1580–1650. Oxford, 2001. P. 121–134, 187–205, 432–455; Connolly S.J. Contested Island. Ireland, 1460–1630. Oxford, 2007. P. 397–403. Классический пример «фигуры умолчания» вместо возможного анализа этнографической колониальной практики в ирландской политике Лондона: Bartlett Т. «This famous island set in a Virginian sea»: Ireland in the British Empire, 1690–1801 // The Oxford History of the British Empire. Vol. II. The Eighteenth Century / Ed. by P.J. Marshall. Oxford, 2009 [впервые опубликована в 1998 г.]. P. 253–275.
317
См, напр.: Starkey A. European and Native American Warfare 1675–1815. London, 1998. P. 46–56; Plank G. An Unsettled Conquest: The British Campaign against the Peoples of Acadia. Philadelphia, 2001; Murdoch A.