Развязав розовую ленту на коробке конфет, полученной от покупателя – изящных манер, очевидно, был человек, – Виталик как-то даже беспомощно взглянул на продавщицу – он думал получить за обезьяну рублей триста, а тут… «Ни фига себе… вы когда-нибудь видели столько денег?..» Ну, продавщица, конечно, видела, ей по-матерински было приятно, что с ее помощью этот милый малыш тоже увидел, и она покровительственно кивнула: «В антикварном мире свои законы… если хорошая редкая вещь…»

В антикварном мире свои законы, основанные не на том, чтобы в своем кругу за гроши купить ценную вещь, а на том, чтобы дать правильно заниженную цену – обмануть, но не украсть. Да и выстроенные на более-менее честности отношения коллекционера с продавщицей антикварного дорогого стоили. Но не будем преувеличивать честность неизвестного господина с изящными манерами – он дал умеренную цену.

История как история, обычная, – люди часто не знают ценности своего, домашнего. Первый обезьяний оркестр из двадцати музыкантов и дирижера был создан в 1753 году на мануфактуре Мейсен и в том же году был куплен мадам де Помпадур. Из-за большой популярности серии Мейсен делал ее снова и снова вплоть до 1945 года – этому времени и приписывали скрипача.

Люди не знают ценности своего, домашнего, но коллекционеры знают. Считали, что скрипач был поздней репликой, а он оказался тем самым, из оркестра мадам де Помпадур.

Виталик в детстве так трогательно просил прощения, что Светлана, сговариваясь с сыном, демонстрировала гостям забавную сценку: Виталик как-нибудь при гостях шалил, а она нарочито хмурилась – чтобы гости увидели его умилительные гримаски и услышали хитровато-простодушное «я не спица-ально». Но на этот раз он действительно «не спица-ально». Из множества фарфоровых фигурок в Светланиной коллекции Виталик выбрал обезьяну-скрипача, руководствуясь вовсе не надеждой на большую наживу, а скорее гуманными соображениями: мама любит пастушек, к жанровым сценам спокойна, а к немногим в коллекции фигуркам животных равнодушна. …Равнодушна – да, но не так равнодушна, чтобы – а-а, подумаешь, фигуркой больше, фигуркой меньше, к тому же у Светланы был цепкий взгляд, и в первый же после пропажи визит она истерически кричала: «Где моя обезьяна, идиот, куда ты дел мою обезьяну, где моя обезьяна, где?!» Светлане повезло, что она так и не узнала, где обезьяна-скрипач – впоследствии статуэтка была продана на аукционе Сотбис – и сколько денег было в коробке из-под конфет ассорти, это могло бы надолго ее расстроить. В семье коллекция считалась милой, но не особенно ценной, иначе Светлана никогда не оставила бы ее наедине с Виталиком. Иногда лучше не знать.

…Планы Виталика по спасению Алены были самые неопределенные, от нанять за триста обезьяньих рублей Кольку-мента, чтобы попугал сутенера, до самому начать его шантажировать, правда, чем именно, не ясно… Шантажировать шантажиста – глупее не придумаешь, и Виталик, любитель Агаты Кристи, понимал, что все это сплошная нелепость и детский сад. Но столько денег – это возможность изменить детский план на взрослый. Он сразу же вспомнил модный французский детектив, в котором герой преследовал шантажиста, доводя его до сумасшествия, пока тот не догадался, из-за кого страдает, – как это интересно!..

Из любой ситуации Виталик стремился выжать максимум, максимум интересного – поиграть, раскрасить скучную картинку жизни, слепить из обыденности артистическое действо. А уж сейчас ему было где развернуться: Алена проститутка, он ее спасает!.. И то, что Виталик сразу же, во дворе у армянской церкви, составил неинтересный план, принял решение – просто, без ужимок и прыжков, отдать за Алену деньги, выкупить ее у шантажиста, означало, что Алена и правда была ему дорога.

…И все помчалось-покатилось, словно мучительную Аленину историю переключили на режим быстрой перемотки. От первой улыбки Виталика продавщице антикварного в стиле «тетенька, я потерялся» до протянутого Алене конверта со словами, сказанными так небрежно, словно он протягивал ей леденец: «…На, возьми. Сделаешь ему предложение, от которого он не сможет отказаться», – прошла неделя. А уже на следующий день все разрешилось.

– Ну, кто был прав, платная ты моя?.. – усмехнулся Виталик. – Покуда живы жадины вокруг, удачи мы не выпустим из рук… – И высоким голосом, изображая хлопотливую маменьку из Островского, добавил: – Ты ручку-то, ручку целуй благодетелю… – И затем мужественным басом большевика из старого советского кино: – Ты мне спасибом-то своим не тычь… Ты жизнь проживи так, чтобы мне за тебя не было стыдно.

Алена засмеялась, заплакала, засмеялась. Не приняты между ними глупые высокие слова, язык не поворачивался произнести «я навсегда тебе благодарна», а Виталик так гениально все повернул, что ей ничего не нужно говорить. Вот только одно… Виталик – болтун.

Бедный Виталик, как ему хотелось рассказать о своей виртуозной операции! Тане, чтобы увидеть ее восхищенные глаза, Леве, чтобы получить очко в подспудном с ним соревновании, кто умней, кто взрослей… ну хотя бы Арише, чтобы насладиться ее благодарностью и любовью.

– Жутко обидно, что никто никогда не узнает, какой я молодец!.. Знаешь что? Я на золотой свадьбе прошамкаю Арише на ухо? – спросил Виталик и сам себе ответил: – На золотой свадьбе можно. Ариша будет такая старая, что все равно не услышит.

Дальше – еще проще.

Весь июль Светлана нервничала. Виталик сказал, что будет назло Михаилу Ивановичу поступать на актерский. Она была уверена, что в театральном все пройдет гладко, Виталик свой мальчик, и все знают, что талантливый, но если вдруг осечка и – не поступит? В июле Виталику исполнилось восемнадцать – из-за постоянных переездов отдали в школу с восьми, – ей придется умолять мужа решать проблему с армией. Светлана видела картинку так четко, словно смотрела кино: она плачет, умоляет, лепечет что-то о болезненности Виталика, муж равнодушно говорит: «Не ври! Я служил, и он пусть отслужит…» Бр-р!

Светлана нервничала, злилась – она от Виталика устала. В университет экзамены в июле, и те, кто уже поступил, отмечали поступление у Виталика, а те, у кого экзамены в августе, отдыхали от занятий у Виталика. Весь июль продолжались детские пьянки. Светлана срывалась из дома по звонку соседей, как-то раз пришлось уехать из гостей, однажды с премьеры в Доме кино, торопилась, в бешенстве проехала на красный свет – раз уж несется по звонку, как «скорая помощь».

И даже, как выразился Михаил Иванович, «финт ушами» – между пьянками Виталик зашел на журфак и сам поступил – даже это не принесло облегчения. После поступления на журфак началась уже сплошная гульба. Виталик сказал, что после журфака будет заниматься кино, а Светлана сказала: «Вот и хорошо, Михаил Иванович поможет», а Михаил Иванович сказал: «У парня шило в заднице, ты за ним будешь то по девкам, то в вытрезвитель. Добегаешься. Мне такая жизнь, чтобы ты взад-вперед бегала, не нужна. …Кино… какое кино, он у тебя раньше сопьется», а Светлана сказала: «Почему у меня?!..» Вот такое кино.

Светлана услышала – ему не нужна такая жена. Она знала, что говорят о ней в театре: что в первом браке она пела, а во втором «ты все пела, это дело, так поди же попляши». Да, она пляшет под его дудку, но ведь другого мужа не будет. Ей уже даже не сорок – ей за сорок.