Ха-ха-ха! — рассмеялся Ахматов. — Так и ты — не лезет! Как это коньяк не лезет! Сделай над собой усилие, постарайся!

— Ха-ха-ха, — засмеялись те из сидящих за столом, кто еще немного соображал.

— Второй тост — за милых дам! Пусть они среди нас в единственном экземпляре, но зато каком! — произнес комбат второй тост на правах хозяина и старшего.

— Предлагаю выпить за друзей танкистов! — произнес Бугрим и взялся за очередную бутылку.

— П-попрошу помедленнее, — вымолвил я чуть слышно, выпил, и комната поплыла перед глазами.

— Эх, совсем еще зеленый! Нужно Василию Ивановичу сказать, чтоб его потренировал! — услышал я сквозь густую пелену алкоголя, окутавшего мозг, голос Романа и отключился на полчасика.

* * *

К трем часам ночи, мы довольно крепко набрались. Я очнулся и возобновил участие в торжестве. Вернее меня насильно разбудили и заставили продолжить. Музыка орала во всю мощь, Скворцов размахивал саблей, комбат обнимал и целовал девицу, остальные танкисты спали, сидя за столом. Мы втроем спорили до хрипоты, почему подорвался Сережка: из-за глупости, судьба такая или просто несчастный случай.

Вдруг Элька вырвалась из рук комбата и, смахнув пустую посуду со стола, вскочила на него и зашлась в зажигающем танце, при этом медленно, но уверенно раздеваясь. Вначале в угол комнаты полетела футболка, затем юбка. Когда очередь дошла до бюстгальтера, комбат заорал:

— Все, стоп! Пьянка окончена! Пошли все по домам! Элеонора, не смей снимать трусы! Выключите, кто-нибудь эту проклятую музыку! — рявкнул комбат и стащил за руку с «подиума» девицу, стягивающую с себя последнее белье. — Элька марш в койку!

— Не умер бы комбат от перенапряжения, загоняет она его, — сказал я, смеясь, на выходе из комнаты.

— Не загоняет, он во всем меру знает, — ответил Женька Скворцов, и мы разбрелись по своим «берлогам».

* * *

Первые лучи солнца (а может, и не первые), пробившиеся сквозь фольгу светомаскировки, ударили в глаза и бесцеремонно разбудили меня. Эта фольга не очень хорошо держит свет, все же когда-то она была мешками для упаковки трупов, а потом переместилась на окна. Нужно бы их заменить новой упаковкой.

Голова гудела так, как будто ею всю ночь стучали в большой церковный колокол. Во рту творилось что-то ужасное. Все ж трезвость гораздо лучше пьянства. Ох, как прав Михаил Сергеевич!!! Впервые за год, с момента прощания с дружками-собутыльниками в Теджене, со мной такое. Коньяк-водка, коньяк-водка — гремучая смесь получилась. Рука нащупала стоящую в тумбочке банку «Si-Si». Пж-х-хр! Крышка вскрыта, и освежающий напиток тремя глотками исчез в глубокой, почти бездонной яме желудка.

Не помогло! Пришлось достать еще и бутылку «Боржоми». Открыв крышку о край тумбочки, я отпил граммов двести и тупо уставился в сторону висевшего на стуле х/б. Над карманом виднелась свежая просверленная дырочка для ордена, но самой «Красной Звезды» там не наблюдалось!

Вот черт! А ведь там был орден! Два раза его облизывал вчера. Я, тяжело кряхтя, встал с кровати и поднял валявшиеся на полу штаны. И в карманах брюк было пусто. Помню точно, после тоста я его положил в карман! Выпил с танкистами, достал из стакана и сунул в брюки. Стоп, может быть, в куртке х/б? Нет, после тщательного осмотра всех карманов — ничего. Пропал! Ни на кровати, ни под кроватью, ни под стулом, ни в тумбочке, ни за тумбочкой, ни в туфлях. Нет нигде. Что ж, пойдем, напрягая память, мысленно от кровати к комнате комбата, хотя я шел на автопилоте, но путь возвращения помню более-менее отчетливо. И дубликат ни кто не выдаст!

С огромным трудом передвигая ноги, добрался до умывальника и устроил себе холодный душ из перевернутого крана для мытья ног. Прохладная вода привела в чувство, но не восстановила душевного равновесия. А еще и тревога за пропажу била молотом по мозгам. Потерять правительственную награду всего через два месяца после вручения — это ЧП. Жалко потерять «Звездочку», да и скандал вероятен. Твою мать!

Выйдя из общежития, я грустно побрел к танкистам, глядя под ноги, в надежде, что где-нибудь между камней блеснет ярко-красный металлический предмет. Нет, не повезло, награда не нашлась. Комната майора Ахматова оказалась запертой на замок изнутри, за дверью тишина. На мой стук никто не откликнулся. Я двинулся в столовую, чтобы разыскать Романа, но он вдруг сам окликнул меня. Оглянувшись, я увидел его и командира артдивизиона, стоящих на высоком крыльце перед входом в жилое помещение командира полка и его заместителей.

— Ник! Никифор! Ростовцев! Иди сюда, родной! Чего грустишь? Ничего не хочешь у меня спросить? — поинтересовался, нахально улыбаясь, комбат. — Что потерял?

— Товарищ майор, Роман Романыч, ты его нашел? — обрадовался я.

— Чего его? Кого его? Я нашел ящик коньяка, не меньше, правильно, Володя? — обратился он к артиллеристу.

— Это точно! А за что выгорел ящик? — переспросил майор Скрябнев.

— Да понимаешь, приперлась вчера ко мне в комнату пехота, черти ее принесли! Нажрались, как свиньи, все перевернули, ордена разбросали и ушли. А я бегай, разыскивай их, чтобы находку вернуть! Где справедливость?

— Нет-нет, орден точно тянет на ящик коньяка! — поддержал Романа Скрябнев.

— Лейтенант, проставляйся! — торжествовал Ахматов.

— Черт, это нечестно! Сам приказал зайти в гости, а там меня накачал! Потом всех быстро выгнал и мы даже деваху вашу не пощупали! А теперь новый приказ — опять проставляться?! Где порядочность? Орден пропал оттого, что нас из комнаты буквально вытолкал! Экстренно разогнал и завершение просмотра стриптиза сорвал! — запротестовал я.

— Рома, что опять стриптиз? — ухмыльнулся Скрябнев.

— Ага, снова. Никак не отучу эту дуреху. Как выпьет, хлебом не корми, дай ей прелестями своими потрясти, — вздохнул Ахматов. — Ну, а ты, Ростовцев, как хочешь, можешь не проставляться. Но подумай, дело твое. Все-таки жалко орден. А нет коньяка — нет и ордена!

Оба майора засмеялись и, выбросив в пепельницу окурки, пошли на доклад к вернувшемуся из отпуска командиру полка.

— Ладно, хрен с тобой, Роман Романыч, будет коньяк, — крикнул я вслед.

— А куда ты денешься, не комбату же его отдавать? А уж Василий Иванович всыплет тебе по первое число! А если еще и закусь добавишь, так и комбат не узнает. И «Звезду» себе вернешь, да и гульнем еще разок в хорошей компании. И артиллеристов приглашаем, правда, Никифор?

— Правда-правда, куда от вас, старых чертей, денешься? — ответил я, радуясь нашедшейся пропаже.

Они отошли в сторону, и я услышал, как Скрябнев сказал:

— Рома, ты смотри нам по тридцать три года, а нас эти лейтенанты в старики записывают. Дожили…

* * *

«Ну вот, пропажа обнаружена, ящик коньяка — это, конечно, неизбежное зло в этой ситуации», — рассудил я, приводя свои мысли и чувства в порядок. Осталось восстановить желудок и печень, поправить голову. В канцелярии, за столом, уставленном пустыми и полупустыми бутылками «Нарзана» и «Боржоми», а также баночками с лимонадом, восседал в клубах сигаретного дыма Сбитнев.