Через десять минут он затолкал обоих отцов семейств на заднее сиденье, отвез их на Кунгсхольмсгатан, поднялся с ними лифтом наверх и втолкнул их в кабинет Мартина Бека.

– Об этом вы будете жалеть до самой своей смерти, – сказал старший из мужчин.

– Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не сломал вам руку.

Мартин Бек быстро и испытующе посмотрел на Колльберга и сказал:

– Спасибо, Леннарт. Ты уже можешь ехать домой.

Колльберг ушел.

Мужчина в спортивном костюме сделал глубокий вдох, словно хотел что-то сказать, но Мартин Бек жестом остановил его. Он показал им кивком, чтобы они присаживались, и несколько секунд сидел молча, поставив локти на стол и сжав ладони. Потом сказал:

– То, что вы сделали, безответственно. Такие действия для общества намного опаснее, чем единичный преступник или даже целая банда преступников. Дело в том, что они открывают дорогу менталитету линча и произволу в отношении закона и правосудия. Они выводят из строя механизм защиты общества. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Вы говорите как по-писаному, – кисло заметил мужчина в спортивном костюме.

– Совершенно верно, – сказал Мартин Бек. – Дело в том, что это основополагающие вещи. Катехизис. Вы понимаете, что я имею в виду?

Им понадобилось больше часа, чтобы понять, что он имеет в виду.

Когда Колльберг приехал к себе домой на Паландергатан, его жена сидела в постели и вязала. Он не произнес ни слова, разделся, пошел в ванную и принял душ. Потом забрался в постель. Жена отложила вязание в сторону и сказала:

– Что это за ужасная шишка у тебя сзади на голове? Тебя кто-то ударил?

– Приласкай меня, – сказал он.

– Мне мешает живот, сейчас… вот так, иди ко мне, мой маленький. Так кто тебя избил?

– Два болвана-дилетанта, – сказал Колльберг и уснул.

В понедельник утром за завтраком жена Мартина Бека сказала:

– Что же это получается? Значит, вы не можете схватить этого типа? Но ведь то, что вчера произошло с Леннартом, просто ужасно. Теперь я понимаю, что люди испытывают страх, но если они начнут нападать на полицейских…

Мартин Бек сгорбившись сидел за столом, он был еще в пижаме и халате. Он пытался вспомнить, что ему, собственно, снилось перед тем как он проснулся. Это было что-то неприятное. Связанное с Гюнвальдом Ларссоном. Он погасил первую утреннюю сигарету, посмотрел на свою жену и сказал:

– Они не знали, что он полицейский.

– Не имеет значения, – сказала она. – Это ужасно.

– Да, – согласился он. – Это ужасно.

Она откусила поджаренный ломтик хлеба и хмуро посмотрела на окурок в пепельнице.

– Тебе не следовало бы курить с самого утра, – сказала она. – Это плохо влияет на твое горло.

– Да, – произнес Мартин Бек.

Он уже хотел снова закурить, однако оставил пачку сигарет в покое и подумал: «Инга права. Конечно, это плохо влияет. Я много курю. И трачу на это деньги».

– Ты много куришь, – сказала она. – И тратишь на это деньги.

– Я знаю, – сказал он.

Он подумал о том, сколько раз уже слышал это от нее за шестнадцать лет супружеской жизни. Уже никто не сумеет подсчитать.

– Дети спят? – спросил он, чтобы перевести разговор на какую-нибудь другую тему.

– Да, у них ведь каникулы. Малышка пришла вчера вечером домой ужасно поздно. Мне не нравится, когда она вот так, по вечерам, бегает по улице. В особенности теперь, когда здесь бродит этот сумасшедший. В конце концов она еще ребенок.

– Ей скоро исполнится шестнадцать, – сказал он. – И, насколько мне известно, она была в гостях у подружки в соседнем доме.

– Нильсон, который живет под нами, вчера сказал, что если родители позволяют детям бегать по улицам без присмотра, то они сами во всем будут виноваты. Он говорит, что в обществе существуют меньшинства, например, эксгибиционисты и так далее, которые должны удовлетворять свою агрессивность, и если дети попадут к ним в руки, то в этом будут виноваты родители.

– Кто он такой, этот Нильсон?

– Заместитель директора, который живет под нами.

– У него есть дети?

– Нет.

– Понятно.

– Я тоже сразу же ему это сказала. Что он не знает, что это такое – иметь детей. Когда человек все время беспокоится.

– А зачем ты с ним разговаривала?

– Нужно поддерживать хорошие отношения с соседями. Тебе бы тоже не помешало хоть иногда с ними общаться. Кстати, это очень милые люди.

– Я бы этого не сказал, – заметил Мартин Бек.

Он чувствовал, что медленно, но верно дело идет к ссоре, и быстро допил кофе.

– Мне нужно одеться, – сказал он и встал из-за стола.

Он пошел в спальню и сел на спинку кровати. Инга мыла посуду, и как только он услышал, что в кухне перестала течь вода и приближаются ее шаги, быстро юркнул в ванную и заперся там. Наполнил ванну, разделся и лег в тепловатую воду.

Он лежал неподвижно и расслабленно, с закрытыми глазами, и пытался вспомнить, что ему снилось. Он думал о Гюнвальде Ларссоне. И Колльберг и он недолюбливали Гюнвальда Ларссона, хотя иногда совместно проводили какое-нибудь расследование. Мартин Бек подозревал, что даже Меландер с трудом переносит своего коллегу, хотя по нему это никогда не было видно. Гюнвальд Ларссон обладал редким талантом раздражать Мартина Бека. Даже сейчас, когда последний думал о Гюнвальде Ларссоне, тот действовал ему на нервы, однако в глубине души он чувствовал, что его раздражение относится не к Гюнвальду Ларссону как к человеку, а скорее к тому, что тот говорил или делал. Мартин Бек был убежден, что Гюнвальд Ларссон сказал или сделал что-то важное, нечто такое, что имело отношение к убийствам в парках. Однако ему никак не удавалось вспомнить, что это было, и поэтому он, очевидно, был столь раздражен.

Он предпочел отогнать эту мысль и вылез из ванны.

Так или иначе, мне это только приснилось, думал он, когда брился.

Спустя четверть часа он уже сидел в вагоне метро и ехал в город. Он открыл воскресную газету. На первой странице был портрет убийцы двух детей, каким его нарисовал полицейский художник на основании скудных данных, которыми располагал, – главным образом, показаний Рольфа Эверта Лундгрена. Этим портретом никто не был доволен, а менее всех его автор и Рольф Эверт Лундгрен.

Мартин Бек держал газету прямо перед собой на некотором удалении от глаз и прищурившись смотрел на портрет. Он думал о том, что ему очень хотелось бы знать, насколько в действительности портрет похож на человека, которого они разыскивают. Они показали его также фру Энгстрём; она, правда, сначала утверждала, что он вовсе не похож на ее покойного мужа, однако потом согласилась, что некоторое сходство все же имеется.