Сколько сейчас времени?

10 часов вечера

Где ты?

На огромной вилле Ривенджа в Адирондаке

Что на тебе надето?

Кремовые брюки Canali, ярко белая рубашка от Pink с цитриновыми запонками на манжетах (подарок моей шеллан), черный ремень от Эрмес, черные мокасины, тоже от Эрмес (но без логотипов, ведь один уже есть на ремне), без носок.

Что у тебя в шкафу?

У вас много времени? Мне нравятся итальянские дизайнеры, в большинстве своем. Ношу много Гуччи. Конечно, есть кое-что от Прады, и старые мужские коллекции Армани и Валентино. Зенья и Канали. Также есть Исайа, который, несмотря на всю сложность заказа, подает большие надежды, и Том Форд, слава господи, вернувшийся в игру. Если хочется чего-нибудь английского, я достаю Dunhill или Aquascutum. Боюсь, у меня не так много французского. Хотя нет, подождите, я получу Диора на этой неделе. Художник во мне любит прекрасную одежду. Мне нравится, как она сидит, и какой придает силуэт. И если у тебя есть выбор, то нет нужды быть дикарем. Между прочим, сложно представить, что у меня и Бутча одинаковый вкус. На самом деле, это нас и сближает.

Что ты ел в последний раз?

клюквенный пирог со сливками

Опиши свой последний сон

Я ходил по магазинам. И не в поисках одежды. Я был в супермаркете с корзиной, полной стиральных порошков и смягчителей ткани. Бегал туда-сюда между стеллажей, пытаясь найти выход. Это было ужасно странно. Еще страннее то, что когда я проснулся, Лейла сказала, что хочет научиться пользоваться стиральной машиной. (К сожалению, урок оказался неудачным. Мне очень нравится эта женщина, но ведение хозяйства? Не для нее. Но, есть у нее замечательный талант, от которого мы все в восторге.)

Кола или Пепси?

Ни то, ни другое. Не люблю газированную воду.

Одри Хепберн или Мерлин Монро?

Одри. Без вопросов.

Кирк или Пикар[111]?

Пикар.

Футбол или бейсбол?

Ни то, ни другое. Я не большой фанат спорта. Лучше спросите меня, Леонардо или Микеланджело. И ответ будет: Микеланджело.

Самая сексуальная часть тела твоей женщины

Я пропущу вопрос. Чувствую себя неуютно, обсуждая такие вещи.

Что тебе больше всего нравится в Кормии?

То, как она смотрит на меня.

Твой самый романтический поступок

Спросите у Кормии. Скажу точно, что каждый день делаю что-нибудь для нее.

Например, проверяю, есть ли ее любимая зубная паста, или даю ей уроки вождения, нахожу и приношу отличные соколиные перья в лесу или плоские камешки с побережья. Мелочи имеют значение, особенно сейчас, ведь она только начала привыкать к мысли, что владеет таким количеством вещей. И знаете… моя шеллан не интересуется модными безделушками или одеждой. Она любит носить мои футболки и не напрягается насчет этого, похоже, в нашей паре именно я — девушка. К ее чести, Кормия предпочитает простые вещи… как это перо. Она была в восторге. Это перо краснохвостого сокола, я нашел его однажды, когда, вернувшись из Северной Америки, пошел прогуляться в одиночестве. Принес домой и, продезинфицировав кончик, подарил ей. Она любит цветные вещи.

Ее самый романтический поступок

Забавно, что вы об это спросили. Соколиное перо? Она принесла его Фритцу и с его помощью сделала перьевую ручку. Кончик пера изготовлен из серебра и золота. Ручка лежит на подставке, на моем столе. Я подписываю ей брокерские счета и так далее, а также рисую. Возможно, это лучшее, что мне когда-либо дарили.

Что бы ты хотел в ней изменить?

Ничего.

Лучший друг (исключая шеллан)

Мой близнец, Зи

Когда в последний раз ты плакал?

Я оставлю это при себе, если можно

Когда ты в последний раз смеялся?

Не так давно. С Кормией. Но это личное.

Дж. Р.Уорд о «Священном любовнике»

Я люблю Фьюри. Писать книгу о нем — просто предел мечтаний, я серьезно. И, как уже упомяналось, о Боже мой, я даже в отдыхе не ощущала необходимости.

И на этой ноте, я приведу некоторые из моих мыслей о проделанной работе.

Мой писательский график нерушим. Я пишу семь дней в неделю без каких-либо отговорок или компромиссов: неважно, болею я или в отпуске, путешествую ли — моя задница всегда прикована к писательскому креслу. Так продолжается уже почти десять лет, и я думаю, что за это десятилетие я прогуляла всего дня три, и то по крайне важной причине. Для того чтобы писать, я встаю в полпятого утра в номере Манхэттенского отеля. Сажусь за стол сразу после визита к стоматологу. Не выхожу из дома, даже если на улице отличная погода. Моя позиция такова — нет ничего важнее написания книги, и я довожу до сведения всех окружающих, что время, проведенное за написанием романов не подлежит обсуждению. Я не утверждаю, что я — супер-героиня. Я просто очень дисциплинирована, это во-первых, а во-вторых — мне это нужно. Если я не пишу — я не существую. Меня трясет, если я этого не делаю.

Предполагает ли все вышеперечисленное шедевральность моих работ? Абсолютно нет. Я могу написать дерьмо, как иногда это делают другие. Но я упорно тружусь над текстом, переделываю его и безжалостно вырубаю ненужное, словно топором, пока слова не займут свои места. Часто этот процесс протекает медленно и утомительно. Во время работы над первым черновым вариантом, я могу писать лишь шесть-десять страниц в день. Проверка написанного еще на начальном этапе, как правило, двигается со скоростью не более десяти страниц в день. Потом пятнадцать. Затем двадцать. После того, как мой редактор ознакомится с рукописью, я перечитываю текст снова и снова, но не более двадцати пяти страниц в день. Если я вношу правки редактора, то могу сделать и сорок. Каторжный труд? Тяжелая правка для меня означает более пятидесяти или семидесяти пяти страниц в день.

Дело в том, что я не тороплюсь — пишу медленно, что означает многочасовую работу.

Мой обычный день начинается тогда, когда я добираюсь до компьютера в кабинете верхнего этажа. Как правило, это происходит часов в восемь утра. Работаю в течение двух часов. Делаю перерыв, чтобы выпить еще кофе (в это время иногда проверяю электронную почту внизу), а затем возвращаюсь наверх еще часа на два. После этого у меня пробежка, а затем я провожу остаток дня за редактированием и решением деловых вопросов. Но этот график меняется, если я не вписываюсь в установленные сроки, и это означает, что ничего, кроме пробежки, не может оторвать меня от работы.

Ни один из моих компьютеров, с помощью которых я пишу, не имеет доступа в Интернет, и я настоятельно призываю коллег, если они могут позволить себе такую роскошь, придерживаться подобной линии поведения и держать подальше интернет-контент от своих рабочих машин. Понимаете, у меня, при написании книги функционирует определенная, очень специфическая часть мозга. Если я прерву работу для того, чтобы решить какие-то другие вопросы, то вернуться в ту зону, где я была до того, как отвлеклась на посторонние дела, мне будет очень сложно.