— Я не стану драться ради одержимых, — мрачно пробормотала Мадлен.

Ей ненавистна была та легкость, с которой Жирарди вывернул ее слова наизнанку, заставил усомниться в ее убеждениях.

— Никто не требует от «Крестьянской мести» сражаться, — честным голосом ответил Йен Жирарди. — Вы нужны для видимости. Чтобы патрулировать периметр обороны у всех на виду. Для демонстрации численного превосходства. Едва ли эту обязанность можно назвать обременительной. А платить вам будут по полной боевой ставке, с гарантированным шестимесячным контрактом; помимо этого, я имею право предложить вам аванс. Для такого прекрасного корабля он будет весьма существенным. Вы сможете оплатить ремонт наиболее серьезных повреждений прямо здесь, на Шоморе, а Эрик получит лучшее доступное здесь лечение. Я могу даже выбить вам новенький челнок за приемлемую сумму — астроинженерные компании Новой Калифорнии производят лучшие модели.

— Видите? — воззвал Андре. — Таким чартером гордиться надо. Если Организация права, мы поможем обеспечить будущее всей человеческой расы. Какие могут быть возражения?

— Нет, капитан, — решительно покачала головой Мадлен. — Жить в одной капсуле с одержимыми я не стану, и точка.

— Никто и не предлагает! — искренне возмутился Жирарди. — Мы прекрасно понимаем, что подозрения еще не рассеялись. Организация старается, как может, переломить старые предрассудки. Но покуда доверие не вернется в наши отношения, вы, конечно, можете обойтись собственной командой. В каком-то смысле это и установит доверие. Организация готова принять вооруженный корабль с неодержанной командой, если вы согласитесь интегрироваться в командную сеть СО.

— Ч-черт… — прошипела Мадлен. — Эрик?

Он понимал, что это ловушка. И все же… трудно было представить, каким образом одержимые смогут захватить корабль. Уж этот экипаж прекрасно знает, какую опасность может представлять на борту хотя бы один ублюдок. Возможно, подкатив к Андре, Йен Жирарди совершил большую ошибку.

Разведке флота очень пригодились бы разведданные из первых рук по размещению кораблей на орбите Новой Калифорнии, а собрать их удобнее всего было бы на борту «Крестьянской мести». Когда Эрик узнает все, что нужно, удрать он сможет в любой момент, как бы ни возражал Дюшамп. В каюте его хранились кое-какие вещички, способные нейтрализовать весь экипаж.

Оставался личный фактор. «Я не хочу больше идти в бой».

— Серьезное решение, — пробормотал он.

Андре удивленно покосился на него. Конечно, он был только рад, что с системщика сняли большую часть (дьявольски дорогих!) медицинских нанопакетов, но, похоже, парень еще не вполне оправился от декомпрессии. Особенно пострадал мозг. А Мадлен просит его решать. Merde.

— Это мы знаем, Эрик. Но ты не волнуйся. Я хочу только знать, кто в моей команде настолько верен, чтобы отправиться со мной. Я уже решил вести свой корабль на Новую Калифорнию.

— Что значит «настолько верен»? — вспылила Мадлен.

Андре умоляюще вскинул руки:

— Так что скажет Эрик?

— Мы станем стыковаться со станциями над Новой Калифорнией? Например, еще людей брать на борт?

— Нет, конечно, — ответил Жирарди. — При заправке не обязательно кому-то заходить в капсулы жизнеобеспечения. А если и случится какая-нибудь авария, вы имеете право захлопнуть шлюзовой люк перед любым из входящих. Можете предпринимать любые меры предосторожности.

— Ладно, — проговорил Эрик. — Тогда я с вами, капитан.

— Да?

— Зар-раза. Можно было догадаться. Кто еще в такой час звонить будет. Вы спать вообще ложитесь?

— Всем что-то нужно. Я больше не подаю. Халява кончилась.

— Да? Ну так настучи моим приятелям — много тебе от меня будет толку тогда?

— Мать Мария! Так вы… Алкад Мзу?! Черт, а я надеялся никогда больше не слышать этого имени.

— Здесь? На Дорадосах? Она не осмелится.

— Точно?

— Нет, конечно, ни звука. Партизаны уже который месяц даже собраний не проводят. Мы слишком заняты благотворительностью.

— Мать Мария… Вы в это верите? Ха! Тогда вы небось кипятком писаете. Нравится, урод? Столько лет мы, старые бомжи, ждали, но у нас все же проросли острые зубки.

— Ты думаешь? А может, я только что уволился. Ты не забудь, о чем идет речь. Я родился на Гариссе.

— Ты, козел, чтоб я в последний раз это слышал, ты понял?! Хоть посмотришь косо в сторону моей семьи, и я лично отправлю этого гребаного Алхимика в твою родную систему!

— Да-да. Гадский мир.

— Подумаю. Обещать не могу. Я же сказал — дело серьезное. Надо кое с кем поговорить.

Вечеринку закатили в вечер отлета эскадры, заняв большой танцевальный зал в «Монтерей-Хилтоне» и прихватив заодно несколько номеров этажом ниже. Еда была настоящая — по прямому указанию Капоне; нализавшиеся одержимые забывали поддерживать иллюзии деликатесов. Так что Организация прогнала свои базы данных переписи через программу поиска и приволокла на астероид всех, кто назвался шеф-поваром, — одержимых и неодержанных. Значение имел лишь талант, а не век рождения. Продукты доставили на орбиту семью челноками, а Лерой Октавиус раздал фермерам и оптовикам энергистических кредитов на тысячу сто часов. Результатом явился формальный банкет из восьми перемен.

Когда пиршество подошло к концу, Аль залез на стол и объявил:

— Когда вы вернетесь, мы закатим праздник побольше и повеселее этого, ребята! Слово Аль Капоне!

Загремели аплодисменты, умолкшие лишь когда заиграл оркестр. Лерой и Буш просеяли добрую сотню лабухов и собрали из них джаз-банд из восьми человек. Кое-кто из них даже играл в двадцатые годы, если не врали, — во всяком случае, когда они вышли на эстраду, в это можно было поверить. На танцевальной площадке почти три сотни человек отплясывали под любимые Капоне старинные мелодии.

Пример показывал, разумеется, сам Аль, кружа хохочущую Джеззибеллу с той искрометной энергией, с какой когда-то танцевал в казино «Бродвей». Остальные гости вскоре уловили и ритм, и движения. Мужчины — на этом опять-таки настоял Капоне — все были во фраках, и только флотским чинам разрешено было явиться в мундирах; женщинам позволялось выбрать себе бальные платья по вкусу, только чтобы покрой и материал не были слишком уж новомодными. Вездесущие газовые драпировки и собранные из свежих цветов огромные лебеди придавали вечеринке вид венского бала, только гораздо веселее.

Одержимые и неодержанные танцевали вместе. Текло вино, дрожали от смеха окна, расходились по углам парочки, пару раз затевались драки. По любым стандартам вечер удался.

Поэтому Джеззибелла очень удивилась, застав Капоне в половине третьего ночи стоящим в одном из нижних номеров у окна с распущенным галстуком и рюмкой бренди в руке. За окном суетливо ползли светящиеся точки — последние корабли флота вставали в строй перед прыжком.