Я была скованна и совершенно не готова. В нетерпении он схватил со стола флакон с розовым маслом и быстро намазал мне между ног. Я лежала неподвижно, не произнося ни звука, чувствуя прикосновение его пальца, затем чего-то большего по размеру, и не испытывала ничего — ни боли, ни унижения. Это была обыкновенная сделка. Я ждала, затем после нескольких быстрых толчков он был уже на ногах, лицо покраснело от напряжения, руки торопливо застегивали брюки. Он никогда не посмел бы вести себя подобным образом с кем бы то ни было, и тем более с мадам de La Tourell, которая с готовностью, со значительно большей готовностью, чем я, разделит с ним ложе. Она ждет его внизу, в своих собственных спальных покоях.

Я исполнила свою часть договора. Теперь и ему предстояло честно исполнить свое обещание. К счастью, никаких дальнейших притязаний с его стороны не последовало. Я ответила поклоном на его почтительный поклон, он под руку проводил меня до двери. Таким образом, в кабинете для аудиенций я находилась всего лишь несколько минут, выслушав королевское обещание, что приказ об освобождения Джейми будет отдан завтра утром. Тот же самый господин ждал меня за дверью. Он поклонился мне, я поклонилась ему в ответ, а затем последовала за ним в Зеркальный зал, чувствуя удушливый аромат розового масла и липкую жидкость на внутренней стороне бедер.

Когда ворота закрылись за мной, я зажмурила глаза и подумала, что больше никогда не увижу Джейми, а если случайно встречу, то ткну его носом в розовое масло и не отпущу до тех пор, пока он не задохнется от его запаха и не умрет.

А сейчас вместо всего этого я лежала рядом с ним, и его рука покоилась у меня на бедре, а я прислушивалась к его глубокому и ровному дыханию. И дверь в кабинет для аудиенций его величества захлопнулась для меня навсегда.

— Шотландия. — Я вздохнула, вспомнив прохладные реки и зеленые сосны Лаллиброха, имения Джейми. — Неужели мы действительно поедем домой?

— Думаю, что нам придется поехать туда. В указе короля о помиловании нам предписано покинуть Францию к середине сентября, иначе меня снова заточат в Бастилию. По-видимому, его величество согласовал свое решение с правительством Англии, поэтому меня не повесят сразу же, как только я сойду с трапа корабля.

— Может, нам лучше поехать в Рим или в Германию?.. — предложила я, внезапно разволновавшись. Более всего я желала вернуться домой, в Лаллиброх, и спокойно пожить в живописной Шотландии. Однако мое сердце замирало при мысли о дворцовых кознях и интригах. Но если Джейми говорит «нам придется»…

Он встряхнул головой, рыжие волосы упали ему на лицо.

— Да, Шотландия или Бастилия. Для большей верности и дата нашего отъезда определена, и проезд оплачен. — Он выпрямился и, криво усмехнувшись, отбросил волосы со лба. — Представляю, насколько безопаснее кажется герцогу Сандрингему или королю Георгу держать меня дома, и постоянно у себя на глазах, чем шпионить за мной где-нибудь в Риме или Германии. А три недели отсрочки даны в угоду Джареду, чтобы он успел вернуться домой до моего отъезда.

Я сидела у окна своей спальни, любуясь зеленым лесом Фонтенбло. Горячий, влажный воздух действовал угнетающе, подавляя волю и энергию.

— Не могу сказать, что твое сообщение обрадовало меня, — вздохнула я, прижимая прохладный стакан к щеке. После вчерашнего дождя воздух был насыщен влагой, отчего одежда и волосы казались липкими. — Ты действительно думаешь, что так будет безопаснее? Что Карл откажется от своей затеи, когда узнает, что граф мертв, а деньги, полученные от Манцетти, пропали?

Джейми нахмурился, пробуя рукой щетину на подбородке.

— Хорошо бы узнать, получал ли он письма из Рима за последние две недели. И, если получал, каково их содержание. Думаю, мы сможем это узнать. Ни один банкир в Европе не ссудит и сантима кому-либо из Стюартов. Разве что им решатся помочь король Испании Филипп или Людовик. — Он опять брезгливо усмехнулся и пожал плечами. — Надежды же Карла Стюарта на месье Дюверни или герцога Сандрингема совершенно беспочвенны. Как ты думаешь, мне нужно бриться?

— Думаю, что нет. — Интимность этого вопроса внезапно смутила меня. Мы провели ночь в одной постели, но оба были слишком изнурены, и та ниточка, которая связала нас в беседке, была еще слишком тонка, чтобы побудить нас к проявлению страсти. Я провела ночь, наслаждаясь его теплым присутствием, но не могла позволить себе сделать первый шаг к близости. Я наблюдала за игрой света и тени у него на плечах, и, когда он повернулся, чтобы взять рубашку, меня вдруг охватило желание прикоснуться к нему, почувствовать его снова рядом с собой.

Он просунул голову в ворот рубашки, и его глаза вдруг встретились с моими. Он с минуту молча смотрел на меня. Привычные утренние звуки наполняли дом. Это были голоса слуг, высокий голос Луизы, то отдающий приказания, то распекающий кого-то.

Не здесь, сказали глаза Джейми. Когда вокруг столько народу. Затем он опустил глаза, старательно застегивая пуговицы рубашки.

— Не держит ли Луиза лошадей для верховой езды? — спросил он. — В нескольких милях отсюда — прекрасные горы. Мы могли бы прокатиться туда. Там наверняка гораздо прохладнее.

— Кажется, держит. Пойду спрошу.

Мы достигли гор как раз перед полуднем. Здесь не было гор в обычном понимании этого слова — скал, вздымающихся вверх подобно гигантским колоннам. Это были в основном известняковые кряжи в окружении холмов, поросших травой, пожухшей от солнца. Горы скорее походили на развалины древнего города, подвергшегося неумолимому воздействию времени и непогоды. Кое-где в распадках гор нашли прибежище какие-то странные низкорослые растения.

Мы оставили лошадей пастись на траве, а сами взобрались на широкую площадку из известняка, заросшую жесткой густой травой. Над площадкой нависал каменный козырек. Немногочисленные кусты, растущие здесь, дарили спасительную тень.

— Боже, как жарко! — воскликнул Джейми. Он расстегнул застежки своей шотландской юбки, и она соскользнула на землю, вслед за тем он стал расстегивать рубашку.

— Что ты делаешь, Джейми? — посмеиваясь, спросила я.

— Раздеваюсь, — ответил он. — А ты почему не раздеваешься, Саксоночка? Ты вспотела еще больше, чем я, а здесь никого нет, кто бы мог нас увидеть.

Помедлив немного, я последовала его совету. Здесь было совершенно безлюдно. Слишком крутое и скалистое место для овец. И вряд ли сюда мог забрести какой-нибудь пастух в поисках пропавшей овцы. Здесь мы были совершенно одни, вдали от Луизы и ее бдительных слуг. Пока я освобождалась от своей одежды, Джейми расстелил на земле свой сложенный в несколько раз плед. Сам же растянулся рядом, прямо на земле, закинув руки за голову. Казалось, он не испытывал никакого неудобства ни от потревоженных муравьев, ни от острых камешков, ни жесткой травы.

— Как ты можешь лежать прямо на голой земле? — вопрошала я, укладываясь на пледе, который он предусмотрительно прихватил с собой. Он пожал плечами, щурясь от яркого полуденного солнца.