Просто удивительно, как то или иное отношение и настрой распространяются по всей организации; как то, что находится в головах (вернее, в сердцах) руководителей компании, их внутренние устремления и намерения каким-то непостижимым образом доносятся до всех остальных членов организации и глубоко укореняются в их душах. Это происходит почти на экстрасенсорном уровне. Возможно, именно поэтому менеджеры одной организации, проявляющие искренний интерес к своему делу и личную приверженность к делам своей организации, способны «зажигать» окружающих; другие же, сидящие в кабинетах и свысока руководящие подчиненными через всевозможные системы, зачастую оказывают на компанию поистине катастрофическое воздействие. Подумайте о том, сколько людей в организациях пострадало от одержимости последних основными показателями экономической деятельности. Как вообще могла распространиться в менеджменте эта дикая идея: что деньги делаются благодаря управлению ими, а вовсе не благодаря правильному отношению к людям и продуктам? Создается впечатление, что все менеджеры работают исключительно в банках (хотя, следует признать, этот подход неэффективен даже в них!). Учитывая то, насколько высшие руководители организаций сегодня очарованы этой и подобными ей идеями – в наши дни, например, широко распространилась совершенно абсурдная концепция «акционерной стоимости», суть которой заключается в том, что между рыхлым и неясным процессом принятия решений, имеющим место в современных организациях, и ценой их акций на неком удаленном рынке капитала существует прямая связь, – неудивительно, что лишь очень немногих работников интересует, что они производят, не говоря уж о том, как это делается и во имя чьего блага.

В условиях, когда понимание, интуиция, вера, убеждения, личное участие и приверженность практически изгнаны из наших организаций, равно как и забота об интересах общества, стоит ли удивляться, что население охладело к крупным организациям – как к частным, так и к государственным. Будучи работниками, потребителями, гражданами и даже зачастую менеджерами, люди все больше и больше задаются вопросом: для чего существуют организации – чтобы служить им или чтобы поработить их? А это, несомненно, формула катастрофы, причем не только в социальной, но и в экономической сфере.

Седьмая идея состоит в том, что любая форма организации несет в себе семена собственного разрушения; в механистической бюрократии это подавление личной приверженности и заинтересованности людей, что проявляется в ее всеобъемлющей политизации. Любой успех содержит семена неудачи, в силе всегда коренится слабость. Организации добиваются успеха, обеспечивая баланс между конкурирующими силами конфликта и мощными силами идеологии. Но когда последние изгоняются из организации, первые берут верх и начинают доминировать.

Сила механистической бюрократии прежде всего в ее способности защитить себя от влияния внешней среды, надежно оградив от внешних тревог и волнений, что позволяет ей рационализировать свои операции и благодаря этому достигать высокого уровня продуктивности. Однако сегодня уже никому не надо напоминать, что «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Отгородившись от внешнего мира, механистическая бюрократия сосредоточивает всю власть в руках администраторов – людей, которые управляют в них с помощью систем полномочий и контроля. Приверженность и активное участие людей – в форме культуры или идеологии – способны ограничить эту власть, поставить ее под угрозу. Когда они в организации есть, все работают во имя общего блага. Но когда эти силы изгоняются, власть начинает развращать. Крупная бюрократическая организация становится закрытой системой, обслуживающей своих администраторов (несмотря на их заявления о своей «социальной ответственности»).

Когда это происходит, начинает разрушаться вся система. Администраторы становятся все жаднее и стараются удовлетворить свои возрастающие потребности, создавая личные империи и переставая служить потребителям и даже владельцам организации. Это вынуждает организацию, невзирая на последствия, разрастаться все больше, чтобы удовлетворять потребности администраторов без серьезного обострения конфликта. Другие члены организации также проникаются этой идеей, например работники, которые начинают настаивать на получении своей доли прибыли. И поскольку единственное, чего не может выносить закрытая система менеджмента, это обвинения масс, которые могут продемонстрировать всему миру фундаментальную незаконность ее основ власти, она склонна сдаваться и принимать их условия. А соглашения о чрезмерной заработной плате почти всегда можно компенсировать дальнейшим ростом организации либо, если это не получается, активным использованием рыночной власти[256].

Но чрезмерность и неумеренность имеют обыкновение накапливаться, и истории о персональных самолетах руководителей компаний и о том, что их бонусы растут быстрее, чем экономические показатели их организаций (достаточно вспомнить, насколько увеличились зарплаты руководителей компаний из списка Fortune 500 за последнее десятилетие, и сравнить эти цифры с прибылью их отраслей или с зарплатой рабочих), доходят до ушей сторонних наблюдателей. Некоторые из них пытаются предпринять те или иные меры, другие, которых еще активнее не подпускают к происходящему в организациях, начинают ставить под сомнение законность всей их системы власти. «Почему то, что хорошо для General Motors, хорошо для всей страны?» – спрашивают они, особенно если видят, что эту корпорацию контролирует не совет директоров, а менеджеры. В итоге начинается кампания с целью оказания давления на организацию, а затем в ситуацию вмешивается и государство.

Дело, однако, заканчивается скорее не исправлением положения, а дальнейшей политизацией организации. Если ранее крупная корпорация могла выглядеть как хозяйственная единица с политической властью, теперь она больше напоминает политическую единицу, которой довелось функционировать в экономической сфере. Она принимает форму политической арены для одних людей, которые используют ее, чтобы довести до победного конца свою идеологическую борьбу, и становится постоянным и мощным источником выгод для других, которые конкурируют друг с другом ради личных интересов. А как только в результате всего этого крупную организацию охватывает конфликт, ей уже едва ли позволят разрешить его самостоятельно. Какую из наших гигантских, сильно политизированных организаций – в бизнесе, государственном секторе, в любой другой сфере – когда-либо оставляли в покое требовательные влиятельные стороны из ее окружения?

Все было бы замечательно, если бы политизация в организации играла ту же роль, какую играет эквивалентный процесс в природе. Когда животное становится неспособным эффективно функционировать, оно превращается в добычу для других животных и со временем непременно попадет в когти какого-то хищника. Эта система жестока, но функциональна: она позволяет перераспределять ресурсы, от чего природная среда только выигрывает. Если бы слабые, ставшие дисфункциональными животные выживали, это было бы очень плохо для природы, поскольку ресурсы перераспределялись бы неправильно. И именно последнее, я настаиваю, происходит в нашем обществе организаций.