Существует, однако, и более жизнеутверждающий вариант этой истории, подкрепленный авторитетом сэра Оуэна Моршеда, королевского секретаря. Уже близился отъезд короля из Богнора, когда в Крейгвейл прибыла депутация из числа наиболее уважаемых горожан — просить о том, чтобы их столь полезный для здоровья город впредь именовался Богнор Регис.[153] Делегацию встретил Стамфордхэм. Приняв петицию, предложил гостям подождать, пока он посоветуется с находящимся в соседней комнате королем. Суверен ответил вышеупомянутым ругательством, которое Стамфордхэм искусно перевел делегатам. Его величество, сказал он, любезно согласился удовлетворить их просьбу.

Король еще оставался в Богноре, когда французский посол в Лондоне сообщил своему правительству, что для царственного пациента заказаны номера в лечебнице профессора Кределя в Бад-Наугейме. Мсье Флере снова ошибся. Покинув 15 мая Крейгвейл, король направился не в Германию, а в Лондон.

Однако здоровье его поправлялось медленно, сил хватало лишь на короткие прогулки и поездки. Вскоре выяснилось, почему процесс затянулся. На месте, подвергшемся операции, образовался абсцесс. 31 мая гнойник, наконец, прорвался, несколько облегчив боль. Тем не менее дирижировать сменой правительства королю пришлось с 39-градусной температурой. 4 июня Виндзор посетил потерпевший поражение Болдуин, на следующий день там появился его преемник Макдональд. Новый премьер-министр записал в дневнике:

Совпадение по времени болезни короля и смены правительства породило еще одну легенду: абсцесс у короля прорвался, когда он смеялся над одной из грубых шуток Дж. Г. Томаса. Однако на самом деле новый лорд — хранитель малой печати появился в Виндзоре лишь 8 нюня, то есть неделей позже.

В тот же самый день лорд Доусон Пенн принял присягу в качестве члена Тайного совета — исключительная для врача честь, оказанная по личному настоянию короля и против желания уходящего в отставку премьер-министра. Это было не только жестом благодарности спасенного пациента, но и своеобразным актом искупления. За десять лет до этого, когда Ллойд Джордж рекомендовал присвоить сэру Бертрану Доусону звание пэра, король воспротивился, полагая, что более старшие по возрасту доктора сочтут себя обойденными и что, если принимать во внимание военные заслуги, хирурги в этом отношении имеют преимущество перед всеми прочими. Ллойд Джордж, однако, настаивал, аргументируя тем, что данную честь следует рассматривать не как награду за прошлую службу, а как меру по укреплению палаты лордов. С этим король согласился, и в 1920 г. Доусон получил звание пэра как авторитетный специалист в области здравоохранения.

К несчастью для Доусона, получение им звания тайного советника (как и награды меньшего ранга другими врачами и хирургами) совпало с сильным нагноением раны у короля. Чтобы не волновать публику, король согласился 1 июля вернуться в Букингемский дворец, откуда шесть дней спустя торжественно направился в Вестминстерское аббатство. Там он встретил теплый прием, однако не преминул напомнить своим докторам об их недоработках. «Хороша благодарственная служба, — говорил он, — с дырой в спине!» 15 июля ему сделали еще одну операцию — с целью прямого дренажа рецидивирующего абсцесса. На сей раз она увенчалась полным успехом. На следующее утро король попросил к завтраку чай с гренками, что знаменовало собой начало окончательного выздоровления. И хотя полное исцеление наступило только 25 сентября (причем шрам на месте разреза еще оставался весьма чувствительным), король все же смог 24 августа отправиться в Сандрингем.

И не без оснований продолжал высмеивать своих докторов. Слышали, как он говорил новому 1-му уполномоченному по общественным работам, сопровождая слова соответствующими жестами: «Они называют это небольшой операцией, мистер Лэнсбери, а ведь меня располосовали от сих и до сих». Тем не менее он не утратил чувства юмора. Когда его поздравляли с выздоровлением, отвечал: «Да, я снова прекрасно себя чувствую», — и поспешно добавлял: «Но не настолько, чтобы гулять с королевой по Британской промышленной выставке». Организаторы выставки, несомненно, встретили это известие с облегчением. За год или два до этого, глядя на какие-то новые изделия из пластмассы, произведенные де ла Рю, он пояснил королеве: «Все это сделано из молока». «Не так ли?!» — рявкнул он, обращаясь уже к президенту компании. «Да, сэр», — поспешил ответить президент, хотя это не соответствовало действительности.

19 ноября 1929 г. не кто иной, как Альберт Менсдорф, засвидетельствовал полное выздоровление короля, наступившее почти через год после начала болезни: «Он был в хорошем настроении и ругался, как в прежние дни».

«Конечно, я знаю, что Вы мне не поверите, — говорил король преподобному Сирилу Эйлингтону, директору Итонского колледжа, — но во время болезни я чувствовал, как меня поддерживают молитвы моего народа». Эйлингтон, который прослужил священником уже около тридцати лет, поспешил заверить Верховного правителя англиканской церкви, что он тоже придерживается христианской доктрины. Однако короля ему разубедить не удалось. «Я знаю, Вы мне не верите», — настаивал он.

Во времена правления его бабушки один из членов Королевского общества[154] решил подвергнуть эффективность молитвы научному анализу. Фрэнсис Гэлтон опубликовал в «фортнайтли ревью»[155] статью, в которой приводил данные о средней продолжительности жизни мужчин из различных социальных групп, полученные за восемьдесят пять лет. В этой статье он доказывал, что, несмотря на все молитвы о долголетии королевской семьи, английские суверены живут меньше всех. Средняя продолжительность жизни у них составила 64,04 года — по сравнению с 67,31 года у аристократии и 70,22 — у мелкопоместного дворянства; даже представители богемы, по всеобщему убеждению ведущие весьма рассеянный образ жизни, доживали в среднем до 65,96 года. К выводам Гальтона Георг V отнесся весьма пренебрежительно. Пережив декабрь 1928 г., он закончил свои дни только в 1936 г. В то время средний возраст умерших составил 55,2 года, а ожидаемая продолжительность жизни его современников, достигших возраста одного года, должна была составить 40, от силы — 47 лет. Король же прожил почти 70,6 года, так что он имел все основания верить в спасительную силу молитвы.

Его вера была простой и основывалась на Библии. Приобретенная на «Вакханке» привычка каждый вечер прочитывать по главе сохранилась у него до конца жизни, за исключением, педантично добавил бы король, дней, когда он был серьезно болен. Тайны Библии, однако, не всегда согласовались с его личным опытом. «Замечательная книга, — говорил он, — но в ней есть некоторые очень странные вещи». Во время посещения Святой земли царственный гардемарин даже высказывал достаточно одиозные сомнения: «Про все эти места только говорят, что они святые». Почти полвека спустя он любил поддразнивать представителей духовенства подобными высказываниями. Приглашенный в Сандрингем священник писал: «В конце ужина за портвейном и сигарами король заводил абсурдные разговоры о Всемирном потопе и ковчеге праведника Ноя, а также о Каине и Авеле».