— Спрятал,— Больше Смиорган ничего не сказал, и голос его прозвучал слабо, как голос больного, страдающего от жара.

Йарис выглянул за порог, пытаясь выяснить, что происходит на берегах фиорда. Но увидел только пламя многих костров. Ни силуэтов кораблей, ни мачт, ни такелажа — ничего этого он не заметил.

— Слишком сильный туман,— пробормотал он,— Не могу понять, есть там корабли или нет.— Тут рот его открылся от изумления — из вязкого тумана показалось белое лицо.

— Мои приветствия, господин Элрик,— пробормотал он, заметив капельки пота на застывшем в напряжении лице мелнибонийца.

Элрик на негнущихся ногах прошел мимо него в зал.

— Вина! — потребовал он.— Я сделал то, что обещал, и далось это мне нелегко.

Дхармит достал кувшин крепкого кадсандрийского вина и трясущейся рукой налил его в резной деревянный кубок. Не говоря ни слова, он передал кубок Элрику, и тот его в момент осушил.

— Я должен поспать,— сказал Элрик, вытягиваясь в кресле и заворачиваясь в зеленый плащ. Он закрыл усталые малиновые глаза и в полном изнеможении погрузился в сон.

Фадан поспешил к двери и закрыл ее на тяжелую щеколду.

Никто из шестерых толком этой ночью не спал, а утром оказалось, что дверь отперта, а Элрик исчез. Выйдя наружу, они оказались в таком густом тумане, что потеряли друг друга из виду, хотя были один от другого не дальше чем в двух-трех футах.

Элрик, широко расставив ноги, стоял на гальке узкой береговой полосы. Он смотрел на горловину фиорда, с удовлетворением отмечая, что туман сделался еще гуще, хотя клубился лишь над гладью воды, укрывая многочисленный флот. В других местах воздух был чист, а в небесах светило бледное зимнее солнце, высвечивая черные зубцы скал, что нависали над берегом. Перед ним с унылым однообразием набегали на берег волны, напоминая грудь дышащего морского чудовища,— прозрачные, со стальным отливом, они играли бликами на холодном солнце. Элрик тронул рельефные руны на рукояти своего Черного Меча. Упрямый северный ветер надувал парусом широкие складки его темно-зеленого плаща, и плащ полоскался на его высокой гибкой фигуре.

Альбинос чувствовал себя лучше, чем минувшей ночью, когда он потратил все свои силы, вызывая туман. Элрик был довольно искушен в практической магии, но у него не было того резерва энергии, каким владели императоры-чародеи Мелнибонэ, когда правили миром. Его предки передали ему свои знания, но не свою необыкновенную жизненную силу, и он не мог воспользоваться многими из чар и секретов, которыми владел, поскольку не имел запасов сил, ни душевных, ни телесных, необходимых для воплощения этих чар и секретов в жизнь. И при этом Элрику был известен еще только один мелнибониец, который мог сравниться с ним в колдовских познаниях,— его кузен Йиркун.

Пальцы Элрика крепче сжали рукоять меча, когда он вспомнил о своем кузене, который дважды предал его. Но Элрик заставил себя сосредоточиться на своей первостепенной задаче — заклинаниях, способных помочь ему в его путешествии на остров Драконов, единственный город которого, Имррир Прекрасный, был целью нападения морских владык.

К берегу была причалена небольшая лодчонка Элрика — суденышко надежное и гораздо более прочное, чем это могло показаться на первый взгляд. Затаившееся море с отливом оставляло вокруг клочья морской пены, и Элрик, глядя на эту картину, понял, что у него почти не осталось времени, чтобы прибегнуть к задуманному колдовству.

Тело его напряглось, он выкинул все посторонние мысли из головы, вызывая сокровенные знания из темных глубин души. Он покачивался, взор был устремлен вперед, но глаза ничего не видели, вытянутые руки подергивались, рисуя в воздухе причудливые символы; он заговорил свистящими звуками, речь его лилась монотонно. Постепенно высота его голоса нарастала, напоминая едва слышимые порывы далекого штормового ветра по мере их приближения. Внезапно голос резко взмыл вверх, и небеса услышали вой, а воздух начал дрожать и колебаться. Стали вырисовываться неясные очертания, которые все время двигались, метались вокруг тела Элрика, и тот неуверенно двинулся в направлении лодки.

В голосе его уже не было ничего человеческого, он превратился в безостановочный вой, призывание элементалей воздуха — сильфов бризов, шарнахов, живущих в бурях, х’Хаар-шанов, созданий ураганов; смутные и бесформенные, они крутились вокруг Элрика, отвечая на его призыв о помощи, произнесенный словами его праотцов, которые много веков назад заключили немыслимый договор с элементалями, дабы заручиться их поддержкой.

Все так же неуверенно, на негнущихся ногах Элрик вошел в лодку, и его руки автоматически подняли парус и закрепили его. Вдруг из спокойного моря появилась огромная волна — она поднималась все выше и выше и наконец нависла над суденышком. Огромным валом вода обрушилась на лодку, подхватила ее и понесла в море. Элрик, сидевший с невидящим взором на корме, продолжал страшное заунывное пение, а духи ветров надували паруса и несли лодку все скорее и скорее, как не может двигаться ни один корабль смертных. И все это время воздух вокруг лодки полнился оглушающими жуткими визгами освобожденных элементалей, потом берег исчез за горизонтом, и теперь с лодки можно было увидеть только бескрайнее море.

Так, сопровождаемый демонами ветра, Элрик, последний из королевского рода властителей Мелнибонэ, возвращался в последний город, в котором все еще правил его народ,— последний город и последний пережиток мелнибонийской архитектуры. Облачно-розовые и светло-желтые оттенки ближних башен появились на горизонте через несколько часов после того, как Элрик покинул устье фиорда. Перед самым берегом острова Драконов элементали оставили лодку и вернулись в свои тайные обиталища среди высочайших вершин мира. Лишь теперь Элрик вышел из транса, бросил внимательный взгляд на свой родной город — и вновь удивился красоте его грациозных башен, все еще защищенных со стороны моря устрашающей стеной с огромными вратами, лабиринтом с пятью входами, состоящим из множества пересекающихся каналов, из Которых только один вел во внутреннюю гавань Имррира.

Элрик знал, что не рискнет войти в гавань по лабиринту, хотя маршрут этот был известен ему как никому другому. Вместо этого он решил высадиться на лодке чуть дальше по берегу в небольшой бухте, известной ему с давних пор. Уверенной, умелой рукой направил он маленькое суденышко в тайную бухту, скрытую зарослями кустарника, плодоносящего жуткого вида синими ягодами, ядовитыми для людей: на всякого, их отведавшего, сперва нападала слепота, а потом постепенно человеком овладевало безумие. Эта ягода, называвшаяся ной-дель, росла только на Мелнибонэ, как и некоторые другие редкие и смертельно опасные растения.

Легкие низкие облачка медленно катились по раскрашенному солнцем небу, подобно лоскуткам паутины, подхваченным нежданным порывом ветра. Казалось, весь мир разрисован в синий, золотой, зеленый и белый цвета, и Элрик, затаскивая свою лодку на берег, вдыхал чистый, свежий зимний воздух и наслаждался запахами прелой листвы и гниющего подлеска. Где-то затявкала лисица, благодарная своему самцу, и Элрик вдруг пожалел о том, что его вымирающий народ больше не умеет наслаждаться красотой природы, предпочитая держаться поближе к городу и проводить большую часть жизни в грезах, вызванных различными снадобьями. Грезил вовсе не город — грезили его чересчур цивилизованные обитатели. Элрик, вдыхая сочные, чистые запахи зимы, радовался тому, что, невзирая на свое наследное право, он не властвует в городе, как то надлежит ему по рождению.