Настроенный пораженчески, Гордов сказал:

– Я все знаю. Лучше вас. Но выше башки не прыгнешь.

– Да прыгают! – возразил Чуйков. – Например, спортсмены.

– Так это спортсмены, им сам Бог велел прыгать. А война – не спорт. Что там у вас ко мне? Давайте.

Ни вопросов, ни дискуссии, ни возражений – ничего этого не было, и Гордов, будто дремучий столоначальник, легко подмахнул бумаги Чуйкова о позиции первого и второго эшелонов.

– В излучине Дона, – буркнул он на прощание, – лучше бы оставить лишь часть армии, а резервы держать поближе к городу. Сами видите, что допрут они нас до Волги, так будет для нас же удобнее, если… сами понимаете!

Чуйков понимал, что кроется в сознании Гордова за этим трусливым «если», и стал горячо возражать.

– А вот возражений я не терплю, – сказал ему Гордов.

«Ну и катись ты к чертовой матери», – думал Василий Иванович, покидая этот штаб, переставленный на колеса.

* * *

Хронологическая схема такова: 16 июля Гитлер перебрался в «Вервольф» под Винницей, а 17 июля принято – по традиции – считать первым днем Сталинградской битвы.

Не стало Юго-Западного направления во главе с маршалом Тимошенко, но об открытии Сталинградского фронта с тем же маршалом во главе наши газеты тактично помалкивали, хотя, как известно, шила в мешке не утаишь. Честно говоря, порой можно и запутаться! Сталин постоянно – чаще, чем нужно, – совмещал соседние фронты, он разъединял их, деля на два фронта, он их переименовывал, а командующие фронтами перемещались у него постоянно, будто пешки в шахматной игре.

Сталин почему-то (неясно – почему) считал, что частая рокировка командующих лишь усиливает руководство фронтами, но сами причины перетасовки генералов с одного фронта на другой оставались известны только одному Верховному. Отличился кто из командующих – бац! – переводят на другой фронт; понесла твоя армия большие потери – тоже переведут, иногда даже с повышением. Вот и пойми тут… Думаю, что наш дорогой товарищ Сталин и сам толком не знал, что изменится, если Иванова заменить Петровым, а на место Петрова посадить Васильева. Если же кто был крупно виноват, Сталин спрашивал:

– А морду ему набили? Лучше всего – бить в морду…

Но как бы ни сортировал своих генералов, непреложным оставалось правило: все успехи на войне принадлежали несомненно «гению» Сталина, а в случае поражений виноватыми останутся те же самые Иванов, Петров да Васильев… Вот он, изворот азиатской психологии, вот он, патологический выверт болезненной самоуверенности и гипертрофированной самовлюбленности!

Между тем в сознании народа не одни генералы виноваты, а кое-кто и повыше, и Сталин чувствовал себя в пиковом положении. Не он ли, мудрый и гениальный, на весь мир издал торжествующий клич о том, что 1942 год станет годом победного апофеоза, когда гитлеровская армия будет разгромлена полностью, но… Катастрофа следовала за катастрофой, а теперь можно было ожидать, что именно сорок второй год и выведет вермахт на роковую линию «А – А» (Архангельск – Астрахань), которую в уютных бункерах Цоссена наметил Паулюс в своем плане под названием «Барбаросса»… Так, спрашивается, кому же теперь оставаться виноватым, чтобы товарищ Сталин оказался правым?

Иосиф Виссарионович уже давненько, еще со времен Барвенково, не раз подумывал, что виноват-то маршал Тимошенко, однако, обвини он маршала, тогда косвенно и сам останешься виноватым. Лучше уж убрать Тимошенко потихоньку, шума не делая, а вот… кого подсадить на высокий пост командующего Сталинградским фронтом, сейчас едва ли не самым тревожащим? Если бы Сталинград оставался прежним Царицыном, так черт с ним, не так уж страшно, но город-то носит его имя… Да, вопрос сложный.

Москва – Кремль. Сталин – Хрущев. Беседовали.

Никита Сергеевич хотя и приехал из Сталинграда, но обстановки на фронте не ведал, зная лишь одно – обстановка паршивая и никаких перемен к лучшему не предвидится. Сталин об этом был извещен гораздо лучше Хрущева, в разговоре он точно называл имена генералов, не ошибался в нумерации полков и дивизий, потом упомянул генерала Еременко, высказав сожаление, что тот еще в госпитале, ранение у него тяжелое… Без предисловий был задан вопрос в упор:

– Кого нам назначить командующим?

Ясно, что судьба Тимошенко уже решена и ему командовать уже не придется, потому Хрущев о маршале больше не заикался. На вопрос же удобнее всего отвечать своим вопросом:

– А вы, товарищ Сталин, кого бы считали нужным сделать командующим Сталинградским фронтом?

Сталин опять стал говорить о Еременко, упомянул, что отлично показал себя генерал Власов (в ту пору еще не сдавшийся в плен немцам и бывший одним из любимцев Сталина).

– К сожалению, – говорил Верховный, – Власов сейчас задействован на другом фронте и сидит там в окружении… Так называйте кандидатуру, пригодную для обороны Сталинграда.

Хрущев вертелся и так и эдак, ссылаясь на то, что знаком только с теми людьми, с которыми имел дело на фронте, но Сталин прилип к нему как банный лист, и Хрущев понял, что ему сейчас хоть с потолка снимай, но дай срочно командующего.

– Правда, есть у нас такой вот Гордов, – сказал он.

– Гордов? – переспросил Сталин.

– Хотя, честно говоря, много у него недостатков.

– Какие же? – заинтересовался Сталин.

– Сам-то он вот такого роста, щупленький, как недоносок, но очень грубый. Дерется! Бьет даже командиров, и в его армии нет людей, которые бы любили его и уважали.

– Это хорошо, – сказал Сталин, уже начиная испытывать симпатию к Гордову. – Это хорошо, что Гордов не боится дать в морду… Такие люди особенно нужны нам сейчас!

Решили. 27 июля Чуянова навестил мрачный, как туча, генерал Герасименко, ругал жарищу проклятую (хоть бы поскорее осень пришла), печалился о делах обороны города, и мнение его отчасти совпадало с недавним мнением генерала Чуйкова – Волга отрезала тылы от фронта, словно голову от туловища.

– Посуди сам, Семеныч! Тылы-то наши в Заволжье, а фронту, очевидно, быть в городе. Наш правый берег – еще так-сяк, он обжитый, пусть и худые дороги, но все же проехать можно. А на левом берегу – пустота и безлюдье, ковыль да бурьян, верблюды шляются, даже куста нет, и только железная дорога, каких свет не видывал: прямо на земле рельсы уложены…

Высказался от души Герасименко, потом объявил:

– Новость у нас: нет больше Тимошенко, сняли.

– Кто же теперь станет в Сталинграде командовать?

– Генерал-лейтенант Гордов, который и поговорить-то с людьми не умеет. Правда, Никита Сергеевич при нем же останется, как и был, членом Военного совета фронта. Вот такие дела…

Странно! А если бы Гордов не махал кулаками? А если бы Гордов не прославился «матерным правлением»? А если бы Хрущев не вспомнил его? Может, и не было бы этого Гордова в истории величайшей битвы на Волге.