Он вернулся оживленным, но, встретив мой затравленный взгляд, смешался.

— Прости, Бэртрада, но король и твой супруг беседовали о совершенно несущественных вещах. Тебе известно, что оба они знатоки соколиной охоты, и речь шла исключительно о достоинствах птиц. Я и твой муж придерживаемся мнения, что лучше всего работают птицы, пойманные взрослыми и натасканные для охоты — они и сильнее, и смекалистее. Король же предпочитает соколов, добытых птенцами и сызмальства обучавшихся в соколятнях. Он доказывал нам…

Он осекся, когда я дико завизжала. Они что, все трое договорились извести меня? Меня обуяла дикая ярость, и, сорвав с кросен неоконченный гобелен, я стала лупить им Роберта, визжать и ругаться.

Насилу ему удалось меня утихомирить.

— Возьми себя в руки, Бэрт. Ты должна понять, что отцу сейчас необходима поддержка столь сильного вассала, каким стал граф Норфолк.

— А как же я? Он что, готов пожертвовать мною ради Эдгара?

— Об этом ты сама потолкуй с ним. Король примет тебя завтра сразу после утренней мессы. Думаю, он нашел некий компромисс и не даст тебя в обиду.

Никакого компромисса тут быть не должно. Король — мой отец и обязан отстаивать мою честь и мои интересы.

Отправляясь к королю, я оделась во все белое. Белое блио, белый плащ, белое покрывало на голове. Белый — цвет невинности, и хотя я терпеть его не могла, в этот день я должна была выглядеть невинной жертвой.

Король ждал меня в круглом башенном покое. Этот покой служил ему кабинетом, но я всегда считала это помещение мрачным и неуютным — темные грубые стены, полы из плохо отесанных гранитных плит, суровая темная мебель без украшений, и даже стоявшие на полках фолианты потемнели от времени.

Встретил меня отец не слишком любезно.

— Почему мои дочери приносят мне одни огорчения? — начал он, даже не дав мне произнести ни слова. — Словно у меня нет иных забот, как улаживать их семейные дела.

Я надменно вскинула подбородок.

— Что еще наговорил вам обо мне этот сакс?

— Достаточно для того, чтобы я понял его желание развестись с тобой. Но у тебя я спрошу только об одном: ты и впрямь покушалась на его жизнь? И впрямь нанимала людей, чтобы его схватили и убили в фэнах?

От каменного пола по ногам словно потянуло ледяным холодом. Я вздрогнула.

— Пусть попробует доказать это! Его единственный свидетель, Гай де Шампер, никогда не осмелится появиться при дворе и дать показания…

Я осеклась. Проклятье! — я сболтнула лишнее. Ведь я по идее не должна и понимать, о чем идет речь.

Отец все понял. Веки его на миг опустились, и он покачал головой. Но я не верила, что его это так потрясло. Мой отец, человек, о котором поговаривали, что именно он нанял людей убить на охоте своего брата-короля и ослепил, а потом сгноил в тюрьме другого брата, не вызывал моего доверия, когда ужасался, проведав, что и во мне течет его кровь, а значит, я не остановлюсь ни перед чем.

Но когда он заговорил, голос его звучал спокойно:

— Да, ты на многое способна. Но неужели же ты до сих пор не поняла, что твой муж тебе не по зубам? Ты давным-давно проиграла свою войну против Эдгара.

Я не желала это слушать. Поэтому попросту спросила, что он решил.

— Эдгар Норфолкский уже отправил доверенных лиц в Рим и заручился поддержкой прежних собратьев по ордену Храма. Я мог бы наказать его за самоуправство, лишить титула и посадить в застенок…

Я даже подалась вперед. О, если бы отец так и поступил! Тогда бы я осталась графиней Норфолка, вернулась в Дэнло и сделала то, чего желала больше всего на свете — разделалась с этой тварью из фэнов.

— …Но я не трону твоего мужа.

Я едва не задохнулась, и мне понадобилась вся выдержка, чтобы выслушать его доводы.

Оказывается, то, что король даровал саксу графский титул, расположило к короне саксонских подданных. Но сверх того — Эдгар справляется с возложенными на него обязанностями с блеском: усмирил самое беспокойное графство, в казну без задержек поступают подати, а теперь он привел на смотр превосходное ополчение, обученное и экипированное, что сейчас как никогда кстати.

Отец поднялся и заходил от стены к стене. В свои шестьдесят семь лет Генрих Боклерк выглядел еще бодро, однако я внезапно заметила, что он начал старчески сутулиться. Но что мне за дело до его здоровья, если я не получу от него поддержки? Будь на его месте кто угодно другой — Матильда, Роберт или даже Теобальд, — они бы не позволили так обращаться со мной какому-то саксу. И впервые у меня мелькнула мысль, что Лев Справедливости слишком зажился на этом свете.

— Для всех ты по-прежнему останешься графиней Норфолк, — продолжал король. — Сможешь вернуться в Дэнло и расположиться в любом из королевских замков, когда пожелаешь. С тобой по-прежнему останется твое приданое — пять тысяч фунтов, а этого достаточно, чтобы ты не ограничивала себя в расходах. Между прочим, Эдгар за эти годы приумножил твое состояние и вышлет тебе столько, сколько тебе потребуется. Разумеется, вы не сможете и дальше жить как супруги, но этот статус сохранится за вами, и возможно, со временем вы научитесь ладить. Это все, к чему мы пришли с твоим мужем.

— А развод?

Король сардонически усмехнулся.

— Это долгая, бесконечно долгая процедура. И длиться она может вечно. Даже вмешательство гроссмейстера тамплиеров вряд ли ее ускорит.

Из его дальнейших пояснений я узнала, что в Риме смута и раскол, и фактически у нас не один, а сразу два Папы. О да — и Анаклит II, и Иннокентий II избраны законным образом, но разными группами кардиналов и иных высших духовных особ, не сумевших договориться между собой. Между Папами идет война, положение обоих неустойчиво, и ни один из них при таких обстоятельствах не пожелает ввязываться в столь щекотливое и спорное дело, как развод. А поскольку никто не знает, сколько продлится двоевластие на Святейшем Престоле, мне еще долго придется оставаться законной женой Эдгара Армстронга.

— Скорее наступит второе пришествие, чем ты станешь разведенной женщиной, — подвел итог отец.

— А что станут болтать обо мне? Как быть с моим именем?

— Повторяю: ты — графиня Норфолкская. Поверь, не многие заплачут о твоей судьбе.

Это и был тот компромисс, о котором говорил Роберт Глочестер.

Что ж, обдумав все, я могла и принять его. И когда в тот же вечер мне пришлось присутствовать на пиру вместе с Эдгаром, я ничем не выдала своих чувств. Мы сидели рядом, спокойные и молчаливые, стараясь не встречаться взглядами. И только покидая пиршественный зал, я велела Эдгару прислать мою самку кречета.

— Куда мне ее доставить? — осведомился он.

У меня вся кровь бросилась в лицо. Куда? Этот негодяй лишил меня дома и теперь насмехается надо мной!

— Вам не составит труда узнать, где я нахожусь! — Мой голос походил в этот момент на свист отточенного клинка.