голым задом и сияющим разумом, полное ничто! Ракета, драконова кожа, на мне, и я — перед лицом вечности, бумажный гладиатор с каким-то мечом, с какой-то булавкой, пипиркой — это вам как? Там, за дверью, скорее всего стояло мое прозрение.

Я должен был проснуться, потеряв этот мир и Дуаре! Дуаре! Она мне, скорее всего, приснилась. Ну не даст тебе Бог такой женщины. Ну не бывает таких. Все дела.

Карсон Нейпир проиграл. Итак, он попрощался с марсианскими ландшафтами. С морями, заливами, равнинами, озерами-реками! С целыми сотнями миль угловатых железистых напластований вроде корицы. У него впереди — зияющая пасть, разверзнутое Солнце, зона кремации. Я войду в эту дверь — и проснусь. Я два дня назад, в миг отчаяния, решил создать криптографическое послание Кому Угодно, апофеоз человеческого разума, обращенного в космическую тайнопись уже безвозратно. А вчера перестал бриться. На моих губах вкус прощальной оливки, той, последней, земной, из бокала, осушенного перед стартом…

Какая Венера?

Какая вообще могла быть Венера, когда на ней жизни нет? Да на ней, господи ты боже мой, хуже, чем в Исландии, в Парке гейзеров! Все, все говорили. И Сент-Джон, и Джейм Джинс! Авторитетная публика. Да там основа атмосферы — двуокись углерода! Дышать, говоря по-человечески, нечем. Углекислым газом и сероводородом не дышат. Плавиковой кислотой лица не отмоешь до свежего румянца, только до лицевых костей. На Венере… Сказать страшно. Если в Исландии просто где-то кипит сера, отравляя все вокруг осажденной жидкой смертью, то уж тут… Да никакие джонги, мать их, по установкам земных ученых, не могли выжить там, где практически жизни быть не должно! Венера — это соли кислот, болота расплавленных металлов, угар, ядовитый смог. Да, здесь могли встретиться пемза, пористая лава и пепел, тяжелый, как чугун. Но никакая не красавица в черных шелках своих мягких волос! Хрупкая, как фарфор. Строптивая, вспыльчивая, всем недовольная, любимая навеки.

Шаг.

Один только шаг.

Смерть моя приближалась.

— Карсон, ты уснул? Выбрал время… — недовольно шепнула Дуаре и прижалась ко мне. Я ощутил спиной ее бесценное тепло, даже попробовал сорганизовать какое-нибудь мыслительное пространство в своей голове. Сказал себе: оглянись, придурок. Поцелуй ее, свой сладкий и горький сон, напоследок. Вы никогда больше не увидитесь с ней… Только сон ее белыми с озноба устами сказал громче: — Может, нужен тягач, толкнуть тебя?

Я обернулся. Глаза оттенка лесного ореха печальны, мохнаты. Вообразите, глядят, как живые. И дверь… Да, и в самом деле дверь.

— Помоги мне. Детка. Детка… Ты со мной!

— Оказать тебе помощь? — усмехнулась моя убийца. — Дожили. Карсон Нейпир так обессилел в любви, что ему уже и дверь не толкнуть?

Эти шуточки. И запах сырости. И зеленого чая от ее дыхания. И аромат орхидеи от волос, не убиваемый даже здешней смрадностью. Пожалуй, не сон.

Мы вдвоем сдвинули дверь и…

Картина маслом. Великий космонавт на чужой планете и его боевая подруга из местных правящих кругов выглядывают прямо на одну из улиц Кормора.

Мы на Венере! Спасибо, Всевышний. Значит, дело не в снотворных. И я не спал.

Вернулся я к жизни, надо сказать, очень быстро. И сразу постарался понять, где она расположена, улица эта, и понял: вела в сторону от дворца, который темной громадой виднелся справа от меня.

— Идемте, — шепнул я девушкам. Напряженно как-то. Даже жестоко. Как колючий мяч отпасовал. Но не мог же я объяснять, что только что пережил сердечный коллапс. Чуть не помер со страха, что, открыв дверь, проснусь на своем корабле и останусь навеки без них, без дурех, без пропащего своего счастья…

Мы выбрались на улицу и свернули налево.

— Если нам кто-нибудь встретится, старайтесь подражать походке жмуриков, шаркайте ногами на ходу, — предупредил я их. — Кроме того, опустите глаза вниз, почвой любуйтесь, мостовыми. Главное, не отрывать взгляда от земли. Глаза могут выдать нас в первую очередь.

— Куда мы идем? — спросила Дуаре шепотом.

— К тому месту, через которое я попал в город, — ответил я. — Правда, я не уверен, что нам удастся через него выбраться. Вернее, что смогу его найти… Об этом я как-то не подумал. Но не мог же метки ставить или указатели писать… Черт, ищи его!

— А если не удастся отсюда выбраться?

— Отсидимся на кладбище. Днем будем спать. Ночью попытаемся перелезть через городскую стену. В крайнем случае я вас буду на куски резать и частями туда перекидывать. Но мы все равно выкарабкаемся.

— С тобою, пожалуй, выкарабкаешься, — заметила Дуаре.

Безнадежность, звучавшая в голосе Дуаре, потрясла меня. Я ее просто не узнавал.

— Напрасно ты так, детка, — стал я ее увещевать. — Вот выберемся в Хавату, и ты окажешься в полной безопасности.

Она покачала головой:

— Я уже не жду от будущего ничего хорошего. Ничего вообще, Карсон. Столько, сколько я тут всего увидела, и у живого отобьет охоту напрягаться, чтобы делать вздох. А у наполовину мертвой? Оставь меня. Какая надежда на счастье может бы…

Она резко прервала разговор — нам навстречу вышла пара унылых фигур, костяки чертовы.

Мы опустили глаза и потащились, шаркая ногами. Никаких вопросов-ответов. Как мертвецы, здешние официальные граждане, мы никого не интересовали, разошлись с ними. Я вздохнул с облегчением.

Не буду описывать, как мы пытались найти нужный дом, потратив на это весь остаток ночи. Дохлый номер, ребята. Город был большой. Стало светать, силуэты отвратительных домов высились и справа, и слева, пахло помойкой, дымом и тленом. Я сообразил, что нам нужно где-нибудь скрыться до следующей ночи.

Взгляд вроде кухонного ножа с зазубренным лезвием коротко, резво метался повсюду, ища что-нибудь. Скоро он уперся в синюшно-серый дом с расшатанной дверью и выбранным на три четверти палисадом — обычный вид в угрюмом Корморе.

Внутри никого не было. Мы вошли и поднялись на второй этаж. Там в одной из комнат мы надеялись пересидеть день.

Ноги просто подкашивались. Мы улеглись прямо на грубых досках пола и попытались заснуть. Все молчали — казалось, каждый был занят своими безотрадными мыслями. Через короткое время я услышал ровное дыхание девушек и понял, что они уснули, а потом, по-видимому, и сам задремал. Мне снилась Исландия и тот свитер, который я оттуда привез в подарок кому-то из женщин — имени не вспомнил, лица тоже: все отрезало…

Сколько мы спали, не знаю. Только в соседней комнате я услышал звук шаркающих шагов и моментально проснулся. Там кто-то ходил, бормоча себе под нос. Матерь божья! Там кто-то ходил.

Я тихо поднялся с мечом наготове.

Вот дурак… зачем, спрашивается? Меч-то мне