Отношение к англичанам в Версале было иным. В конце 1708 г. Водрёй получил депешу, где ему было приказано активизировать борьбу с ними. Поншартрен писал: «Его Величество недоволен бездействием, в котором Вы остаетесь с такими силами, которые Вы имеете, тем более что это облегчает людям из этой провинции [Массачусетса. — Ю. А.] возможность предпринять что-либо против Акадии. Его Величество желает, чтобы Вы отправили отряды в их страну и также, чтобы Вы использовали первую же возможность, которая Вам представится, чтобы отправиться самому атаковать их в их постах».[1137] Терпящая поражения метрополия пыталась хоть как-то отыграться в колониях, однако не выделяла для этого ни сил, ни средств. Впрочем, ее трудно упрекать за это. После кампании 1708 г. положение Франции и так было чрезвычайно тяжелым, а страшная голодная зима 1708-1709 гг. вообще поставила страну на грань катастрофы.

Власти Новой Франции не успели выполнить распоряжение короля. Известия о военных приготовлениях англичан заставили их начать лихорадочно готовиться к обороне. Особое беспокойство у Водрёя вызывала концентрация неприятельских сил на южных рубежах колонии, а также присутствие в их рядах ирокезов, войны с которыми он боялся больше всего. В июле около полутора тысяч солдат, ополченцев и индейцев под командованием де Рамзе стали выдвигаться навстречу армии Никольсона, надеясь захватить англичан врасплох. Однако на берегу озера Шамплен в районе Пуант-а-ля-Шевлюр французы неожиданно столкнулись с неприятельскими разведчиками. Произошла стычка, и англичане отступили. Однако внезапного нападения не получилось. Между французскими офицерами возникли разногласия. Кроме того, по некоторым данным, индейцы, находившиеся в отряде Рамзе, отказались участвовать в штурме хорошо укрепленного неприятельского лагеря. В итоге было принято решение возвращаться в Монреаль.

Ф. Паркмен подчеркивает, что действия отряда де Рамзе нельзя считать успешными, и делает акцент на тех промахах, которые были допущены французами, которые якобы не смогли ориентироваться в лесу, поддались панике и т.п.[1138] На наш взгляд, в данном случае американский историк не совсем прав, так как, по словам самого Водрёя, цель экспедиции Рамзе состояла в том, чтобы «прощупать врага» и по возможности нанести удар по его коммуникациям и магазинам, не вступая с ним в большое сражение.[1139] При этом губернатор, который по ряду причин отнюдь не симпатизировал Рамзе,[1140] считал его поход вполне удачным.

Тем временем до Квебека стала доходить информация и о концентрации крупных сил в Бостоне, предназначавшихся для атаки на столицу Новой Франции с моря. По словам Водрёя, «все свидетельствовало о том, что вскоре в этой стране начнется очень кровавая война».[1141] По приказу губернатора жители селений, расположенных на берегу реки Св. Лаврентия, стали угонять скот и увозить запасы продовольствия в более удаленные районы страны с тем, чтобы ими не смог воспользоваться неприятель. Сами поселенцы также стали перебираться под защиту городских укреплений, которые, к счастью для французов, еще в начале 1700-х гг. были перестроены учеником Вобана инженером Ж. Левассёром де Нере.

Следует отметить, что в распоряжении администрации Новой Франции в тот момент имелись весьма ограниченные силы. В ноябре 1709 г. Водрёй докладывал в Версаль, что численность всего взрослого мужского населения колонии в возрасте от 15 до 70 лет составляла 3800 человек. Кроме того, в Канаде находилось 200 моряков и 350 солдат отдельных рот, не считая небольшого отряда, охранявшего Детройт. К ним можно было прибавить 500 крещеных индейцев. Всего получалось 4850 мужчин, из которых надо было вычесть полторы тысячи самых юных, самых старых, больных, а также тех, кто должен был остаться охранять женщин, детей и имущество. В итоге оставалось 3350 бойцов, из которых тысяча должна была направиться на защиту Монреаля и южных подступов к Канаде, а оставшиеся 2350 человек могли быть использованы для обороны Квебека.[1142]

В июле в Квебеке началась паника, вызванная слухами о том, что в заливе Св. Лаврентия рыбаки якобы видели множество английских кораблей и слышали канонаду. Как выяснилось, на самом деле за корабли в тумане были приняты скалы, а «выстрелами» оказались звуки, издававшиеся китами.

Чтобы поднять боевой дух населения колонии и союзных индейцев и в то же время заставить неприятеля отвлечь хотя бы часть сил на оборону, Водрёй приказал Эртелю де Рувилю совершить набег на Новую Англию. Прославившийся своей храбростью и жесткостью Эртелю де Рувиль, получивший к тому времени от индейцев прозвище «Великий воин», снова повел свой отряд в окрестности Диарфилда, где было разорено несколько десятков ферм и захвачено до ста пленных.

Летние месяцы 1709 г. английские и французские колонии провели в ожидании, томительном для одних и тревожном для других. В начале августа в Массачусетсе начали проявлять первые признаки беспокойства по этому поводу. 2 августа Ветч писал Сандерленду, что колониальные войска рвутся в бой и «никакая земная случайность не сможет помешать успеху этого славного предприятия, за исключением слишком позднего прибытия флота». Он напоминал, что «здешняя администрация понесла большие расходы, но она пошла на это с радостью, надеясь в скором будущем избавиться от них навсегда». Ветч утверждал, что если эскадра задержится, это станет последним разочарованием для всех колоний Ее Величества, которые столь искренне и беззаветно выполнили ее королевские приказы, и сделает их гораздо более несчастными, чем если бы подобное начинание никогда не было предпринято». В то же время, признавая безвыходность положения колоний, он писал, что им остается лишь «поститься и молиться о скорейшем и благополучном прибытии флота».[1143]

Десять дней спустя Ветч обратился в Лондон с отчаянным призывом: «Я лишь предполагаю поставить вашу светлость в известность, в сколь великой тревоге находятся все верноподданные Ее Величества на этом континенте. Мы молим Господа, дабы флот поспешил».[1144]

С каждым днем ожидания в Массачусетсе все громче звучали голоса недовольных. В первую очередь критике подвергались непомерные расходы, а также размещение солдат в домах поселенцев. Совет колонии все более подозрительно относился к Ветчу и назначенным им офицерам, в то время как сам Ветч не мог ничего предпринять.