Практически всех фигурантов, в том числе жену Рычагова (ее – за то, что «была любимой женой»), уничтожили без суда по спискам. Пощадили лишь А.И. Залевского и А.И. Орловского: им «дали срок», но в лагерях они протянули подозрительно недолго, всего один год.

В первой половине мая 1941 года, когда в глубочайшей тайне началась крупномасштабная переброска советских войск из внутренних районов страны на запад, маршал С.К. Тимошенко приказал командующим приграничных округов разработать «детальный план обороны государственной границы» на случай, если противник попытается помешать отмобилизованию, сосредоточению и развертыванию Красной Армии. Общая задача авиации «армий прикрытия», согласно руководящим указаниям, состояла в том, чтобы «активными действиями завоевать господство в воздухе и мощными ударами по основным железнодорожным узлам, мостам, перегонам и группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение и развертывание войск противника».

В штабе Ленинградского округа, естественно, наметили цели на территории Финляндии.

ВВС Прибалтийского Особого округа запланировали удары по «установленным базам» противника, железнодорожным узлам Кенигсбергу, Мариенбургу, Эйлау, Алленштейну, Инстербургу и мостам через Вислу.

Штаб Западного Особого округа собирался мощно и систематически бомбить Кенигсберг, Мариенбург, Торн, Калиш, Лодзь, Варшаву, мосты и аэродромы на вражеской территории. В «Записке» отмечалось: «Истребительная авиация сопровождать бомбардировщиков при выполнении этой задачи не может, не позволяет радиус их действия».

Бомбардировщики Киевского Особого округа нацеливались на объекты в Силезии и Южной Польше – Ченстохов, Катовице, Краков, Кельце, Бреслау, Оппельн, Крайцбург.

Авиация Одесского Особого округа совместно с 4-м дальнебомбардировочным авиакорпусом и ВВС Черноморского флота должна были прикрывать мобилизацию бомбардировками Бухареста, Констанцы, Браилова, Плоешти, Ботошан, нефтебаз и нефтеперегонных заводов.

21 июня 1941 года советские военно-воздушные силы были крупнейшими в мире. В них насчитывалось 79 авиационных дивизий, 5 авиационных бригад, 348 авиаполков. Численность личного состава достигла 440 тысяч человек, что составляло 70 % от штата. Большая часть самолетов находилась в приграничных округах, на базе которых уже были сформированы фронтовые управления.

Оставалось совсем немного: закончить стратегическое развертывание, дождаться какой-нибудь провокации «гитлеровских фашистов» на германо-советской границе и дать сигнал «Гроза».

С рассветом 22 июня 637 немецких бомбардировщиков в сопровождении 231 истребителя нанесли внезапный удар по 31-му советскому передовому аэродрому. Затем нападению 400 бомбардировщиков подверглись еще 35 аэродромов, расположенных на большей глубине.

«Началу войны народы нашей страны поразились, как грому небесному среди ясного неба, услышав по радио сообщение о коварном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Наш народ всегда был нацелен на ведение войны на чужой территории, и нам внушали, что «в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ». Но несчастные жители западной прифронтовой полосы, увы, узнали о начале войны, когда на них внезапно посыпались бомбы».

К вечеру на земле и в воздухе советская авиация лишилась 1136 боевых самолетов. Северо-Западный фронт потерял 98 машин, Западный фронт – 738, Юго-Западный – 277, Южный – 23.

Ладно, лопухнулись, с кем не бывает, но ведь на самом деле никакой катастрофы не произошло, советские ВВС по-прежнему многократно превосходили противника. Даже в наиболее пострадавших ВВС Западного фронта оставалось в строю свыше 1000 боевых самолетов, в том числе 500 истребителей, а в тылу фронта, на смоленских аэродромах, базировался 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус, оперативно подчинявшийся генералу Павлову. Конечно, для марша в Восточную Пруссию сил недостаточно, но драться вполне можно. В том, что большую часть самолетов враг уничтожил на земле, был даже некий плюс – в том смысле, что уцелели экипажи. К тому же, согласно донесениям, и противник имел потери.

Катастрофа случилась чуть позже, когда внезапности уже не было, а советские потери составляли 230 самолетов в день, когда начали исчезать целиком авиаполки, когда в ходе «маневра в глубь страны» сотни боевых машин остались брошенными на аэродромах. Так, Западный фронт вступил в войну, имея 1043 истребителя, а через неделю их осталось 124.

За 18 суток в приграничных сражениях безвозвратно сгинули около 4000 советских и примерно 450 германских летательных аппаратов. К середине июля численность ВВС Северо-Западного фронта сократилась до 102, Западного – до 346, Юго-Западного – до 337 исправных самолетов. 31 июля в штабе ВВС РККА в графу «неучтенная убыль» было занесено 5240 самолетов, в штабе Люфтваффе учтенная убыль на Восточном фронте составила 670 машин. До конца 1941 года советские военно-воздушные силы потеряли почти 18 тысяч боевых самолетов, из них 10,3 тысячи были уничтожены противником.

Борьба за господство в воздухе была проиграна.

Так…

Значит, количеством, как рассчитывал Туполев, не получилось. Вернее будет сказать, «количества» оказалось недостаточно.

Генерал М.М. Громов над этой проблемой размышлял после войны:

«Авиация – это такой вид оружия, в котором особенно большую роль играет качество, а не количество . Это относится и к технике, и к выучке людей. Авиация сильна своей подвижностью, способностью к быстрому изменению нацеливания и способов поражения…

У нас важным считалась массовость, в противовес качеству. А это являлось показателем слабости нашей авиационной культуры».

Но и до войны было понятно, что современную авиационную технику должны эксплуатировать грамотные люди, что летчик должен уметь летать, летать хорошо, летать не просто так, а наносить урон противнику, то есть оттачивать не только летное, но и тактическое мастерство, непрестанно учиться, накапливать опыт. Что вышестоящие командиры должны использовать авиацию правильно, учитывая множество факторов, «держать в руках управление действиями подчиненных, направлять ход боя согласно своей воле, а не так, как желает этого противник».

Невинно убиенный комбриг Лапчинский писал:

«Превосходство в воздухе состоит не в том, чтобы летать много, а в том, чтобы летать с большим толком, чем летает противник, а этот «толк» определяется тем, насколько воздушные силы предоставляют возможность своим войскам и препятствуют войскам противника использовать результаты боевой работы в воздухе и с воздуха».

В 1920-х годах Веймарская Германия не имела военной авиации. Однако руководство страны и армии еще тогда предприняло ряд мер, которые в последующем способствовали быстрому возрождению военно-воздушных сил. Чтобы сохранить ценнейшие кадры, генерал Сект образовал при штабах специальные отделы, в которых – при весьма ограниченных офицерских вакансиях – нашлось место для 180 пилотов Первой мировой войны, числившихся консультантами «со специальными обязанностями». В их задачу входило, например, убедить командира пехотного подразделения на маневрах учитывать возможные действия авиации, своей или вражеской, при планировании боевых действий и принятии решений.

В 1924 году с прямой подачи Рейхсвера в стране было открыто десять спортивных авиашкол, под крышей которых проходили переподготовку бывшие военные авиаторы и готовились новые. Поистине массовым стало увлечение немецкой молодежи планеризмом. Еще одним резервом были летчики и наземные команды авиакомпании «Люфтганза».