Его ноздри раздувались, и он явно хотел кого-то придушить. Красивый мужчина, очень красивый. В отличие от жены. Интересно, сколько и чего нужно было дать герцогу, чтоб он женился на серой мыши? Надо спросить господина графа, хотя не все ли равно?

– …если мы станем выжидать, наши враги примут это за признак слабости, – обер-прокурор почти кричал, – стремительная и беспощадная расправа над преступниками должна стать предостережением всем. Всем, господа! Время полумер прошло, мы достаточно сильны, чтоб не церемониться с врагами Талига и не оглядываться на Золотой договор!

Я понимаю, главной заботой экстерриора многие годы было ублаготворять Гайифу, Дриксен и Гаунау. Вначале осторожность и впрямь была необходима, но теперь графу Рафиано пора вспомнить о гордости. Никто не вправе указывать Талигу, как поступать с мятежниками. Никто не вправе спрашивать у Талига отчета. Следует раз и навсегда покончить со скопившейся за века крамолой. Сторонники дряхлых обычаев, родичи и друзья удравших в Агарис предателей всех мастей, иноземные прихвостни – каждый должен получить свое. Мы слишком долго щадили изменников и заговорщиков, господа, слишком долго! Кровь, которая льется в Эпинэ, порождена нашим долготерпением и ничем иным!

Вверх взмыла холеная рука, тускло блеснул огромный аметист.

– Супрем Вальтер Придд.

Повелитель Волн был бледен, впрочем, Луиза не исключала, что бледен он всегда. В самом деле, кто видел румяных спрутов?

– Ваше величество, ваше высокопреосвященство, – герцог Вальтер слегка наклонил голову, – Талиг силен, это так. И именно его сила делает жестокость излишней. Покойный кардинал это понимал, именно поэтому наша страна успешно избегала междоусобиц, а редкие мятежи оканчивались неудачей.

Если мы бросим на вооруженный косами и старыми алебардами сброд армию, наши враги решат, что мы слабы. Львы не гоняются за крысами, за крысами гоняются кошки. Разумеется, виновные должны ответить за свои преступления, но лишь после тщательнейшего судебного разбирательства.

Я присоединяю свое мнение к мнению тессория и экстерриора – бунт в центральных графствах свидетельствует либо о дурном управлении, либо о злонамеренном подстрекательстве. Это требует расследования, и я полагаю, благородный Колиньяр должен от него самоустраниться сразу по двум причинам. Он может невольно принять точку зрения своего брата и, потрясенный гибелью сестры и ее семейства, рискует предаться гневу. Со своей стороны полагаю необходимым заметить, что герцоги Эпинэ не опускаются до насилия над женщинами и детоубийства.

– Герцог Придд полагает, что я лгу? – бросился в бой Фернан Сабве.

– О нет, – не согласился некто худой и благообразный, – он всего-навсего не уверен в достоверности полученных вами сведений.

– Геренций, вы бы заговорили иначе, приди беда в ваш дом.

– Мой дом в Ноймаринен, – ага, значит, мы имеем дело с графом Гогенлоэ-цур-Адлербергом, – а в Ноймаринен подобные беспорядки невозможны. Во многом потому, что моя родная провинция управляется справедливо и мудро. Я полагаю, именно герцог Ноймаринен или же один из его сыновей смогут честно и нелицеприятно прояснить ситуацию в Эпинэ.

– В самом деле, – пошевелился в своем кресле Фердинанд, – то, что рассказал губернатор, слишком ужасно, чтобы быть правдой. Герцог Эпинэ не станет вести себя как дикий бириссец.

– Мой государь, – преклонил колено Колиньяр, – я сам не мог поверить, пока не расспросил мою чудом спасшуюся племянницу. Юная Ивонн здесь, я взял на себя смелость привести ее во дворец.

4

Юная Ивонн была прелестна, растрепана и заплакана. Если б ее насиловали полчаса назад, это выглядело бы убедительно, но у несчастной было достаточно времени, чтобы помыться и причесаться. Катарина бы на месте Ивонн оделась в черное и замоталась в вуаль, но Урсула Колиньяр была преисполненной собственного достоинства дурой, а мужчины никогда не видят того, что очевидно женщине. Впрочем, для затеянного кансилльером и обер-прокурором балагана сойдет и так.

Герцог Колиньяр, видимо, счел, что Лучшие Люди достаточно насладились зрелищем растерзанной невинности, и бросился в бой:

– Ваше величество, – голос герцога дрогнул, – эта девушка припадает к вашим стопам, моля о защите и отмщении.

А также о приданом для себя и о чем-нибудь повкуснее для родственничков. Луиза украдкой глянула на папеньку. Господин граф сидел, выпятив нижнюю губу, что у него служило признаком величайшего отвращения и нежелания вмешиваться. А чего вмешиваться? Манрики и Колиньяры поделили все, до чего могли дотянуться, но граф Креденьи внакладе тоже не остался.

– Мы слушаем, – несколько растерянно произнес король.

Да, здесь было и что послушать, и на что посмотреть! Девица довольно удачно заломила руки и бросилась на колени перед его величеством. Фердинанд вздрогнул, Катарина не повела и бровью.

– Ваше величество! – возопила Ивонн. – О, ваше величество…

– Мы слушаем, – повторил король и с явной неохотой прибавил: – Дитя мое!

Те же слова он сказал и Селине, но как же иначе они звучали! Юная Ивонн наконец перестала ползать по полу и заговорила. Бойко, как по писаному… Больше госпожа Арамона не сомневалась: герцогиню Колиньяр никто никогда не насиловал, а ее мужа тем более, иначе бы они не сочинили подобную чушь.

Свою первую брачную ночь Луиза помнила урывочно, и не только за давностью лет, но и из-за страхов и волнений. В памяти всплывали отдельные слова, жесты, лица, смешки. Поджатые губки матери, раскрасневшаяся рожа супруга, розовые свечки в спальне – вот, пожалуй, и все. Изучать завитушки на потолке и припоминать, что приказать кухарке, госпожа Арамона стала потом, тут же несчастная жертва сыпала подробностями, именами, числами, как хороший прознатчик.

Лучшие Люди слушали и молчали: прочитать что-то по многоопытным придворным рожам было весьма затруднительно. Кажется, экстерриор и папенька прячут ухмылку, кажется, Придд и пожилой дворянин рядом встревожены, кансилльер чего-то ждет, геренций раздражен. Может, так оно и есть, а может, у нее просто разгулялось воображение. Говоря по правде, дуэнье герцогини Окделл до нового герцога Эпинэ, которого она если когда-то и видела, то не помнила, дела не было, но бывших соседей по Кошоне, угодивших между деревом и топором, Луиза жалела. Даже Жавотту. Пожалуй, королевские войска в городе лучше толпы перепившихся бунтовщиков… С другой стороны, бунтовщики могут не перепиться, а в войсках наверняка отыщется десяток-другой арнольдов, которые если воевать, то в обозе, а если грабить, то впереди лошадей.

Плаксивый голосок смолк.

– Вы рассказали все? – с надеждой спросил Фердинанд.

– О да, – прошептала юная Ивонн, опуская глаза, – как бы я мечтала забыть пережитый кошмар, но он навеки врезался в мою память.

– Мы выслушали. Что скажут Лучшие Люди?

– Мой государь, – Жоан Колиньяр преклонил колено, – как брат погибшей я умоляю об отмщении. Как талигоец прошу защиты и как обер-прокурор настаиваю на расследовании. У меня есть все основания говорить о заговоре, опутывающем весь Талиг. Вне подозрения только герцог Ноймаринен, герцог Алва, граф фок Варзов и еще несколько сановников и военных, приговоренных заговорщиками и их покровителями к смерти. Именем покойной сестры клянусь раскрыть этот заговор, даже