После смерти Патрисии Зула получила в наследство все тридцать два тома и упорно таскала их по кампусам и съемным квартирам. Ее переезд в Соединенные Штаты примерно совпал с появлением скоростного безлимитного Интернета, к которому ее тоже усиленно приобщали, однако в душе Зулы он так и не занял места «Британики».

Итак, с восьми лет она росла в обстановке, где все стремились обеспечить беспрепятственный приток информации к ее юному уму. Зула не ценила этого по-настоящему, пока не оказалась среди людей, считавших лишним во что-либо ее посвящать. В машине с Джонсом и его террористами она почти нежно вспоминала добрые старые дни Иванова и Соколова – те хотя бы объясняли, что происходит. Они тоже выросли в западной традиции, по которой знание – благо, и, нуждаясь в помощи Зулы, Питера и Чонгора, держали их в курсе дела.

Чонгор. Питер. Юйся. Даже Соколов. Всякое воспоминание о сямыньских событиях вызывало в памяти их имена, их лица. В обычных обстоятельствах смерть Питера оглушила бы ее по меньшей мере на неделю. Сейчас она по сто раз на дню спрашивала себя, что с остальными. Живы ли они? И если живы, гадают ли, что сталось с Зулой?

Что сталось с Зулой? Вопрос требовал серьезных разъяснений, которых Зула толком представить бы не могла, поскольку ей мало что говорили. По косвенным свидетельствам (ключ в зажигании) выходило, что машину не свистнули втихаря, а отняли силой. Проще всего допустить, что водитель убит, – вряд ли моджахеды оставили бы в живых свидетеля. Что за человек раскатывает на такой машине по Британской Колумбии в самую распутицу? Грузовичок выглядел рабочим, не спортивным и не туристским. Зула предположила, что водитель был кем-то вроде объездчика. Может, рудник заброшен не окончательно, может, в горах таких еще несколько и компания наняла местного жителя, чтобы он время от времени за ними приглядывал.

Джонса сейчас должен занимать вопрос: как скоро обнаружат исчезновение водителя? Заметнее их зверь-машины мог быть только цеппелин; с пятью моджахедами и чернокожей девушкой в кабине затеряться в автомобильном потоке на обычном шоссе шансов никаких.

Без чего-то три по часам на приборной панели они остановились в таком месте, откуда открывался обзор на многие мили голой равнины, усеянной ледниковыми валунами. Посередине вилась широкая река, делящаяся на множество рукавов. По ее правому берегу шло бетонное шоссе, в нескольких милях дальше виднелся невысокий мост – там оно пересекало реку. Машина все еще стояла в лесу; последние два часа они ползли не многим быстрее пешехода, круша кусты и тонкие деревца, объезжая деревья потолще, то взбираясь на такую крутизну, что Зула упирала руки в потолок, уверенная, что машина сейчас кувыркнется, то скатываясь по сыпучке. Капот машины смахивал на внутренности газонокосилки: его на несколько дюймов покрывал слой грязи и листьев. Сюда они выбрались по долине ручья, иногда по воде, иногда – напролом через густую растительность. Здесь лес кончался. Дальше ручей сбегал к реке чередой порогов и водопадов. Если бы машина сумела преодолеть спуск, то горючего хватило бы до дороги, но более вероятным представлялся другой вариант: она сломается или застрянет между валунами в таком месте, где ее отлично будет видно и с дороги, и с воздуха. По крайней мере так, по мнению Зулы, должен был рассуждать Джонс. Он дал задний ход, загнал машину чуть дальше в лес и выключил двигатель.

Моджахедам явно не впервой было камуфлировать машину в горах. Оставив Зулу в кабине, они замазали грязью окна, зеркала заднего вида и все, что может отражать свет. Выгрузили из кузова кое-какое снаряжение – столько, сколько могли унести на себе. Нарезали папоротника и туевого лапника, притащили к машине и прикрыли ее с боков. В какой-то момент они вспомнили о Зуле и вытащили ее через заднее окно кабины, потом проволокли спиной к опущенной откидной доске кузова, крепко держа за руки – за ноги, чтоб и мысли не возникло о побеге или сопротивлении. Ершут двумя руками ухватил Зулу за правую ногу, Абдул-Вахаб обмотал ей щиколотку цепью и защелкнул замок. Потом ей криками и тычками велели спуститься на землю. Цепь продели в крюк для прицепа.

Тут произошла одна из тех комических интерлюдий, в которой моджахеды не знали, как поступить, и взаимно упрекали друг друга.

Судя по всему, им не хватало одного замка. В рудничном поселке боевики отыскали цепь, а потом и замок с ключом. Так что на ноге у Зулы цепь застегнули. Теперь нужен был второй замок, чтобы закрепить второй конец. Одни террористы переругивались, выясняя, кто виноват, другие бесцельно рылись в груде наворованного хлама.

Ершут сказал:

– Пустяки, можно обойтись одним замком. Вот смотрите.

Он сказал это по-арабски.

Зула поняла.

Занятно.

Другие сгрудились бы посмотреть, что такого умного придумал Ершут, но боевики продолжали преследовать каждый свою стратегию. В машине был ящик для инструментов, тоже с замком, и Абдулла Джонс вытащил ключ из зажигания, резонно предположив, что на той же цепочке есть и ключ от замка на ящике.

Ершут пропустил цепь через крюк и, ухватившись за свободный конец, попросил ключ от замка на щиколотке Зулы. Никто не откликнулся. Ершут повысил голос. Потом заорал. Наконец кто-то сунул ключ ему в руку. Ершут открыл замок у Зулы на ноге, откинул дужку, продел в звено на другом конце цепи и снова защелкнул.

В тот же самый миг Джонс опустился на колено рядом с ней, держа открытый замок, который снял с ящика. Увидев, что Ершут уже справился без него, Джонс бросил второй замок на землю и пошел прочь.

Цепь позволяла Зуле отойти от кузова не дальше чем на полметра. Прежде чем окончательно закидать грузовик ветками, боевики принесли ей кусок полиэтилена, спальный мешок, бутылку воды и небольшую стопку пайков.

В любое другое время она бы сопротивлялась такому обращению и, когда замок защелкнулся, впала бы в отчаяние, однако у нее росло чувство, что в целом ситуация меняется к лучшему. Казалось бы, с какой стати? Она прикована за ногу в безлюдной канадской глуши, ключи в кармане у террористов-смертников.

Тем не менее Зула видела признаки того, что события разворачиваются в ее пользу, по крайней мере если сравнивать с Китаем. Она взялась за оружие и убила одного из них. Убила. Невероятно. Она смогла убедить Джонса, что от ее выживания зависит успех их плана. Все изменилось, хотя моджахеды и не заметили перемены.

Камуфляжная стена вокруг стала такой густой, что Зула едва различала шаги моджахедов, закрывавших последние просветы. Вдруг в голову пришла страшная мысль, что на самом деле они сооружают костер, чтобы сжечь ее заживо. Однако вскоре звуки окончательно стихли. Боевики взяли рюкзаки и ушли, оставив Зулу одну.

Крюк для прицепа стал центром ее личной вселенной. Открытая откидная доска над головой создавала подобие навеса. Из земли гвоздями торчали сломанные будылья. Зула довольно долго утаптывала их, вминая в землю, потом расстелила полиэтилен, положила сверху спальный мешок и забралась в него. Температура была заметно выше нуля, но промозглая сырость могла бы убить за несколько часов, если не двигаться и не работать.