– А как мне все это объяснить, старина, если они спросят?

– Это означает изменение нормального генетического кодирования. Структура ДНК определенно меняется.

– Хорошо. А почему эта болезнь не поражает мужчин?

– У них нет такой биохимической ниши, где патогенный микроорганизм чумы мог бы заблокироваться и сделать свою грязную работу. Он разрушается защитным механизмом, регулирующим скорость роста клеток.

Бекетт улыбнулся сам себе, понимая, что упомянул сейчас много важной информации, наталкивающей знающего человека на определенные мысли: конец митотическим болезням, не будет больше раковых заболеваний. Теперь можно контролировать даже накопление энергии в РНК. И еще много чего можно достичь.

– Великолепно! – восхитился Стонар. – Вы проделали массу работы, используя старый компьютер, не правда ли?

«О да, – подумал Бекетт. – Пришлось привнести в науку совершенно новое великое открытие!» Вслух он сказал:

– У нас было две вещи, которые очень пригодились – превосходная новая поисковая программа, созданная молодым американцем, плюс технология усиления изображений, предоставленная нам НАСА для улучшения качества картинок, получаемых из космоса. Мы получили возможность видеть явления в пределах генетической структуры, никогда не виданные раньше.

– О'Нейл, должно быть, видел их, – заметил Стонар.

– Пожалуй, – согласился Бекетт.

– Эта программа поиска, ее привез случайно не Рокерман?

– Именно он.

– Это я привез его с собой, слышал об этом? Король требует его к себе. Немного поболтаем, обсудим новое мировое устройство.

– Что ж, конечно. – Бекетт до боли сжал пальцы в кулак.

– Рокерман представляет вашего президента, и король будет там, и премьер-министр – очень высокий уровень!

«А ты думаешь, что сможешь оказаться прямо в центре!» – подумал Бекетт.

– Кстати, между прочим, – произнес Стонар, – тебе, должно быть, интересно узнать, что Кангша сделала осторожное заявление о лекарстве.

– Китайцы?

– Они не дают никаких подробностей, но сигнал был очень четким, старина. Они использовали слово «лекарство». – Стонар прокашлялся. – Японцы и Советы все еще помалкивают о своих достижениях, но Джайпур заявил, что готов принять предложения в течение месяца на химическую обработку чумы, показавшую отличные результаты. Так и заявили.

– Это очень интересно, особенно относительно китайцев.

– Передай это все Ви, хорошо, старина?

– Конечно. Рокерману тоже мой сердечный привет.

– Обязательно. Мы, кстати, очень хорошо ладим. Но я должен сказать, что он никогда не сможет произнести «совершенно верно» так, как это делаешь ты.

Связь прервалась с характерным щелчком.

Перед тем, как Бекетт повесил трубку, к линии подключился Шайлз.

– Подожди на месте, Билл. Я скоро буду.

Бекетт положил трубку на рычаг в недоумении. Оказывается, Шайлз слышал разговор! Что это могло значить? Наверное, ничего серьезного в этом нет. Каждый догадывался, что все телефонные разговоры прослушиваются, но чтобы сам Шайлз!

Человек в белом халате широко распахнул дверь конторы службы безопасности и, словно не замечая Бекетта, обратился к охраннику, наблюдающему за мониторами.

– Эй, Арли! Там у них женщина в сооружении типа изоляционной камеры на складе!

– Я знаю, – ответил тот, не отрывая пристального взгляда от мониторов над своей головой.

Дверь с грохотом закрылась за ушедшим информатором. Они услышали шаги, быстро удаляющиеся по коридору.

Бекетт посмотрел на экраны и понял, что крайний правый из них крупным планом показывает барокамеру Броудеров. Можно было даже различить какие-то неясные движения сквозь стекло иллюминатора.

Наконец пришел Шайлз. Его всегда опрятная униформа сейчас находилась в некотором беспорядке. Он сразу же оценил ситуацию в комнате и сказал:

– Ты можешь идти, Арли. Переходи на верхние мониторы.

Охранник, выходя, бросил последний тоскливый взгляд на правый крайний экран.

Когда дверь закрылась, Шайлз произнес:

– Мы были не правы в том, что не допустили Ви с самого начала. Он был в моем офисе этим вечером и осторожно намекнул на «некоторые важные выводы» из вашего знаменательного прорыва. «Дайте нам возможность, и мы проделаем массу интересных вещей», – сказал он.

– Кто-то что-то пронюхал, – вздохнул Бекетт.

– Мы обвиним в этом твоего друга лягушатника, – сказал Шайлз.

Бекетт уставился на него, внезапно осознав сказанное. Врожденным качеством англичан было не доверять никому вне своих берегов. И недоверие это включало Билла Бекетта, Данзаса и Лепикова, так же, как и Хаппа. Как, черт побери, они собирались возрождать к жизни этот мир посреди такой кучи дерьма?

– Если за ним есть какая-то вина, то я приму ее на себя, – произнес Бекетт.

– Очень-очень мило с твоей стороны, – процедил Шайлз. – Но имеешь ли ты реальное представление о тех силах, которые мы сдерживаем? Вина или просто ответственность представляют большую опасность.

Бекетт посмотрел на Шайлза уже с некоторой осторожностью. Он внезапно подумал о том, какой зловещий вулканический потенциал готов излиться на него, хотя пока и сдерживается, в основном, слабой надеждой на то, что лекарство от чумы все-таки когда-нибудь изготовят. Какова была последняя цифра соотношения между полами? Восемь тысяч мужчин на каждую выжившую женщину. И эта цифра будет расти с угрожающей быстротой, день ото дня…

– Я не хочу, чтобы Ви бросил тебя на растерзание львам, – сказал Шайлз.

«Как может Викомб-Финч вообще бросить кого-то куда-то?» – подумал Бекетт. Что здесь происходило?

– Я думал, что мы заключили соглашение, генерал, – произнес он вслух.

– О да, конечно, старина! Конечно, мы его заключили. Однако намечаются большие трудности. Кто получает сыворотку, а кто не получает? Кто получает женщин, а кто… и так далее, и тому подобное. – Генерал осекся, услышав, как медленно открывается дверь позади него.

Заглянул Викомб-Финч.

– А, вот ты где, Билл. И генерал здесь! – Директор вошел в комнату и закрыл за собой дверь. – Я так и думал, что найду вас вместе.

– В чем дело, Ви? – спросил Шайлз.

– Впрочем, это довольно щекотливый вопрос, – Викомб-Финч бросил быстрый взгляд на мониторы, а потом посмотрел на Бекетта. – Но раз уж я начал…

– Продолжай, пожалуйста, – поторопил его Шайлз.

Директор глубоко вздохнул.

– Видите ли, я слушал ваш разговор, – сказал он. – И это не в первый раз. Это всегда было моей плохой привычкой. Любопытство, иначе не назовешь.